Толик сел за руль, дождался, пока его помощники усядутся сзади. Он даже не стал отъезжать от дома, зная, что Боцман не сможет с такого большого расстояния рассмотреть, чем они занимаются в машине. Вынул деньги, снял банковские бумажные кольца и, сложив все купюры в одну большую колоду, быстро принялся раскладывать их на три стопки. Он делал это, как умелый карточный игрок. Казалось, еще немного, и он отложит три банкноты карты в прикуп.

Молодые бандиты пристально следили за его движениями, замерев в нетерпении: раздаст он все деньги или половину сунет себе в карман. Колода таяла, вот уже осталась половина.., треть.., четверть…

Он раздал хрустящие бумажки все до единой, даже не смутившись тем, что поровну не получилось.

— Ну, вот, ребята, мы и заработали. Выбирайте, какая из стопок вам больше нравится.

У бандитов жадным блеском зажглись глаза, каждый хотел забрать себе ту стопку, в которой больше денег.

Первым протянул руку более разговорчивый Сашок и чуть было не взял ту стопку, где денег было поменьше, но, пошевелив пальцами, перебрался к соседней. Хватать не спешил, время от времени заглядывая в стеклянные, холодные глаза Толика, и видел там лишь собственное отражение, эмоций там не просматривалось.

— Сашок, — вкрадчиво произнес Толик, — выбор всегда сделать трудно, даже если это всего лишь сотня баксов, которую ты сегодня пропьешь и вспомнишь о ней только завтра, да и то потому, что у тебя голова разболится. — Может, ты, Шурик, возьмешь первым?

Молчаливый молодой парень положил подбородок на спинку сиденья и от этого стал чем-то похож на большого пса.

— А что тут думать? — неожиданно громко сказал он. — Дают — бери, бьют — беги, — и тут же взял стопку денег побольше.

— Ты, Шурик, человек конченый, — ехидно резюмировал Толик.

— Почему?

— Если бы ты сумел переломить себя и взять меньшую пачку, то ты бы помнил об этом, наверное, всю жизнь, и тебе было бы что рассказать в компании.

Шурик призадумался. Он не мог понять, всерьез говорит Толик или шутит. Нутром он чуял, поступил правильно, а вот в голове уже было сомнение.

— Думай, думай, — Толик следил за рукой Сашка. — Кого-то из вас родители не правильно назвали Александром, вот и приходится называть одного Сашок, другого Шурик. Вам нельзя носить одинаковые имена, потому что вы поступаете по-разному.

— Я еще не выбрал, — напомнил Сашок.

— А я уже знаю, какую стопку ты возьмешь.

Сашок, уже было собравшийся взять приглянувшиеся ему деньги, вновь засомневался.

— Выбор должен быть мгновенным, — вновь принялся учить молодых бандитов Толик. — Если ты задумался, считай, пропал.

— Иногда и подумать надо.

— Думать надо до дела, после дела, даже во время можно думать, но никогда не следует думать вместо того, чтобы делать. Вот поэтому я всегда и говорю вам: не задумывайтесь о том, за что убиваете. Можешь, Сашок, больше не стараться, раз ты хоть немного задумался, значит, уже совершил ошибку, поэтому правильного выбора не сделаешь. Вот я беру, не думая, потому что все для себя решил заранее.

Он ладонями подбил с боков купюры ближайшей к нему кучки, выравнивая их, и, перегнув деньги пополам, сунул их в карман куртки.

* * *

Боцман, наверное, родился невезучим. Мало того, что его человек Цеп убил мента в порту, да еще пытался это скрыть, ему предстоял разнос от Петрова, хотя взрыв машины и ликвидация подрывников прошли относительно гладко.

Федор Павлович сидел в глубоком кресле, словно специально сделанном для него по заказу, в другое он мог бы и не влезть — так сильно расползлось его тело. Боцман уже рассказал, как произошла ликвидация, а о том, что милиция не успела пойти по горячим следам, Петров знал и без Боцмана.

Свои люди у него имелись и в управлении внутренних дел, и в ФСБ. Рассказав больше половины. Боцман сообразил, что именно у него спросит сейчас Петров. И это мерзкое предчувствие тут же испортило ему хорошее настроение.

— Это все хорошо, — не дал ему договорить Федор Павлович, — по-другому и быть не могло, раз уж мы послали Толика. Только почему ты молчишь, куда деньги подевались?

— Какие деньги? — неумело изобразил на лице непонимание Боцман.

— Которые мы этим уродам подрывникам заплатили.

— Аванс или вторая часть?

— Аванс, идиот, мы уже никогда у них забрать не сможем, а вот вторую часть ты должен был вернуть.

Боцман ощутил, как холодеют сперва кончики пальцев на ногах, а затем и ступни целиком. При этом ноги его мгновенно вспотели.

— Вы же, Федор Павлович, не говорили ни о каких деньгах.

— Я, Боцман, много о чем не говорю. Если я все мелочи в голове держать стану, то когда мне работать? Ты деньги им на руки давал, ты должен был позаботиться, чтобы они вернулись.

Боцману показалось, что сейчас Петров протянет руку ладонью кверху. И, будь у него в этот момент в кармане деньги, он непременно их положил бы на неподвижно застывшую ладонь.

— Наверное, в машине сгорели или Толик забрал-…

— Ты у него спрашивал?

Боцман опустил голову, почувствовав себя последним идиотом.

— Спрашивал.

— А я могу сказать заранее, прежде чем ты мне ответишь. Толик тебе сказал, что ни о каких деньгах знать не знает, если они, мол, и были, то сгорели вместе с трупами в машине.

— Правда, — не поднимая глаз, тихо согласился Боцман.

— А все потому, что это ты, урод, не сказал ему четко и ясно: у них деньги, ты их должен забрать и вернуть. И сейчас бы они преспокойно лежали у меня на столе.

— Извините, Федор Павлович, спешили, потому и забыл сказать.

— Как ты думаешь, Толик деньги прихватил? Он-то о мелочах никогда не забывает.

— Думаю, прихватил. И если как следует его пацанов прижать, то они расколются, сдадут его.

Петров мелко засмеялся, и его тройной подбородок заходил ходуном. Смех уже смолк, а подбородок продолжал трястись, как трясется грудь у полной бабы, которая догнала-таки троллейбус, вскочила на заднюю площадку и никак не может отдышаться.

— Не сдадут они его никогда.

— Сдадут, — убежденно сказал Боцман, — я их прижму. У меня к каждому из них ключик найдется.

— Ключики у тебя. Боцман, может, и есть, но только левые. А вот Толик ключики правильные подобрал, могу вот эту руку дать на отсечение, что он с ними поровну поделился, чего бы ты никогда не сделал, — сказав это, Федор Павлович Петров тяжело задышал. Он сообразил, что не стоит в трудные времена ссориться с Боцманом, не стоит настраивать его против других людей. — Ладно, — он несильно стукнул кулаком по столу и издал что-то вроде одобрительного хрюканья, — ты. Боцман, мне в глаза смотри, а не себе под ноги. Что там у нас в порту?