мечтаний растаяла, пачули уже не так вдохновлял, Сашка по быстрому закончила водные процедуры и стала вылезать из душа. Пора к Вадиму. Она поставила мокрую ногу в резиновый тапок, и перенесла всю тяжесть на неё, вынимая вторую из эмалированного поддона. Мокрая подошва заскользила под тяжестью тела, голеностоп странно вывернулся, Девушка пыталась поймать равновесие, схватиться за что-нибудь твердое. Но под руку попалась только тонкая душевая занавеска. Сашка громко закричала, понимая что сейчас точно упадёт, и рухнула на кафельный пол, сильно ударившись головой об бортик душа, выложенный плиткой. По полу побежал тонкий ручеёк бордовой крови.

На Сашеньку похож…

В роддоме с самого утра творился дикий хаос. Санузел оккупировали следователь и судмедэксперт. Женщины выли от неудобства, им приходилось ходить в другое отделение. На пост поступали новые роженицы, медперсонал постоянно дёргали на опросы. Из палат с малышами шёл нескончаемый рёв, дети чувствовали беспокойство, которым всё было буквально пропитано, и оттого сами начинали нервничать.

Алла Павловна с потерянным лицом ходила по своему отделению и разговаривала с мамашами. Нужно было всем рассказать официальную версию, чтобы не было ненужных домыслов, витиеватых приписок и несуществующих фактов. По этой версии роженица неудачно поскользнулась и упала. Следователь же тряс дежурившую ночью медсестру, на предмет конфликтов и прочего с погибшей.

— Жалко Александру, молодая, красивая. А сыночка какого родила, загляденье, — стоя в компании медработников, вещала Алла Павловна.

— Мужу то позвонили? — спрашивали её.

— Позвонили, — со вздохом продолжала она. — И мужу позвонили, и матери, всех оповестили, как положено. Мальчонку жалко, такой богатырь, а без мамки, эх…

Все сочувственно кивали, вздыхали и перешёптывались, но время неумолимо движется вперёд.

К обеду в отделении всё наладилось и пошло своим чередом. Санитарка начисто отмыла место гибели Сашки, персонал занимался своими прямыми обязанностями, а роженицы окунулись в будни кормлений и замены подгузников. Маленького Вадима перевели из палаты в детскую с отказниками, но он, похоже, совсем не расстроился. Хорошо кушал смесь, улыбался медсёстрам и терпеливо выдерживал все необходимые процедуры.

* * *

— Вы что-то путаете, как погибла? Она в роддоме с сыном, она не могла погибнуть, — Лёха кричал в трубку, а на том конце провода холодный голос продолжал его оповещать о смерти жены.

Бросив телефон в стену, он обхватил голову руками и завыл от бессилия. Как так? Почему? Всё же было хорошо… Горе парня прервал новый пронзительный звонок мобилы.

— Это ты во всём виноват, ты! Если бы Сашенька с тобой не связалась, всё бы было хорошо, — из динамиков рвались рыдания тёщи. — Что теперь делать? Кто вернёт мою доченьку? Кому Вадечку воспитывать? Аааа…

Рыдания матери Сашки были настолько громкими, что положив телефон рядом на диван, он всё равно слышал её, будто Тамара Петровна стояла рядом. Постепенно крики перешли на всхлипы, женщина выпустила первую боль и заговорила спокойнее.

— Лёш, ты во сколько туда поедешь?

— В морг? — переспросил Леший.

На том конце снова завыли, четкое обозначение места, в которое придётся идти, вызвало новую волну причитаний. Наконец, справившись с эмоциями, она продолжила разговор. Договорились встретиться. Остальное решили обсудить на месте.

Лёха собирался как в тумане, в голове беспрестанно пульсировало «не может быть». Ему казалось, что это сон, что сейчас он проснётся и всё будет как прежде, но реальность происходящего не отпускала. По дороге к моргу остановил сотрудник ДПС.

— Сержант Орлов, ваши документы, — он привычным движением взял «под козырек» и немного наклонился к открытому окну авто. — Нарушаем? Пойдёмте тест на алкоголь делать, — тут же поменял интонацию сержант, учуяв густое амбрэ перегара идущее от водителя.

— Никуда я не пойду, оформляй протокол, — глухо отозвался Лёха и откинулся на сидении.

— Лишение прав будет, — попытался образумить водителя сотрудник ДПС.

— Пох…

— Мужик, у тебя что-то случилось? — сочувственно спросил Орлов.

— Жену еду опознавать… В морг, — Лёха прикрыл ладонью глаза и провел ей по лицу, отметив колючую щетину на подбородке.

— Соболезную, — сержант протянул документы владельцу и в знак прощания снова «взял под козырёк».

Леший просидел ещё минут пять в реальном ступоре, ноги не хотели жать на педали, а руки держать руль. Он едет в морг. Там его ждёт Сашка. Впрочем, она уже не ждёт, она уже никого не ждёт. Что за чёрт.

— Сука, Лещ, это ты, твоих рук дело, я тебя из под земли достану. Ты у меня сам сдохнешь, — яростно повернув ключ в зажигании и нажав на газ, он резко стартанул, шлифуя покрышками асфальт.

Твердое желание отомстить бывшему участнику их банды придавало силы. Он ехал по маршруту и придумывал шаги своей мести. Найдёт, размажет, ещё раз размажет, уничтожит, заставит землю есть. За такими мыслями Леший приехал к моргу. У железной калитки его уже ждала чуть сгорбившаяся и будто враз исхудавшая фигурка тёщи. Тамара Петровна была в длинном чёрном платье и в чёрном платке. От вида траурного цвета в душе снова всё перевернулось вверх дном.

— Эх, Лёшка, — мама Сашки обняла его и почти повисла на крепких плечах парня, изливая ему страшную боль потери дочери.

Лёха замер, потом начал успокаивающе гладить её по спине, вроде помогло. Тамара Петровна подняла опухшие от слёз глаза на зятя и, будто извиняясь, проговорила:

— Ты на меня не обижайся, нам теперь нужно дружно жить. Ради Сашеньки. Ради Вадимки. Я уточнила в роддоме, малыша нам смогут отдать только через три дня, как раз после похорон. Говорят крепкий богатырь родился, кушает хорошо, не капризничает. Молодец доченька. Эх, не уберёг её ангел хранитель. Нелепая смерть.

Они позвонили в калитку и в сопровождении охранника пошли в морг. Сейчас нужно взять себя в руки и переделать огромную кучу дел, в том числе бюрократических. Справки, бланки, похороны, поминки. Лёха смотрел на свою тёщу и поражался, как эта женщина, которая только что буквально убивалась по своему погибшему ребенку, как она собралась, поджала губы и начала погружаться в скорбный процесс.

Она больше ни разу не всхлипнула, не жаловалась, а просто делала то, что нужно было делать. Её бесконечное горе выдавали лишь большие опухшие глаза, безжизненный тусклый голос и сгорбленная, как от тяжёлой ноши,