Зрачки его закатываются на мгновение, он весь напрягается и явно пытается меня оттянуть. Но я не согласна. Я хочу его семя — хочу сделать то, на что никогда не соглашусь в реальной жизни. Хочу, чтобы он кончил мне в рот.

Поняв, что я задумала, он рычит что-то неразборчивое, и, прекратив оттягивать меня, надавливает на голову, сильно толкаясь несколько раз навстречу… замирает весь, будто окаменел… и со стоном выстреливает мне в горло вязкой, чуть солоноватой жидкостью.

Давясь и кашляя, я пытаюсь проглотить — но ее много, очень много… жидкость стекает мне по подбородку и на шею, я размазываю, вытираю ее рукой…

И в эту же минуту меня подхватывают за подмышки и тянут наверх — к нему, в горячие, мужские объятья, где вытирают лицо краем одеяла и целуют — в щеки, в губы, в подбородок — везде. Жадно и безудержно.

— Моя хорошая… — слышу, всхлипывая в его объятьях, — моя… только моя…

И медленно, сладко потягиваясь, я просыпаюсь.

— Ааа!! Где я… Что вы со мной сделали?! — невозможным образом пытаясь прикрыть наготу тем же одеялом, на котором лежала, я вывернулась так, что чуть не свалилась на пол.

— Стой! Куда… — успев схватить меня под руку, Габриэль подтянул мое бьющееся в панике тело поближе к себе и подальше от опасного края кровати.

ЕГО кровати! О боже, я в кровати господина ректора… И почему «Габриэль»?! Почему, к чертям собачьим, я зову ректора «Габриэль»?!

Память услужливо подкинула мне несколько картинок из моего недавнего сна.

Этот ведь был сон, правда? О, боги, пусть это был сон…

Мой мечущийся взгляд упал на пустую склянку из-под зелья, забытую на прикроватной тумбочке… потом на расслабленную шнуровку шаровар мужчины, который честно пытался успокоить меня, уложить к себе на грудь — где я и проснулась…

И тут я увидела. Волосы… черные, густые волосы в прорезе этих самых шаровар… Я все еще чувствовала их запах! Я очень хорошо его запомнила, этот запах…

О боже…

Будто невидимый клапан вдруг перекрыл приток кислорода в груди… Задыхаясь, я хватанула ртом воздух, чувствуя себя рыбой, выброшенной на берег…

— Не могу… не могу дышать… — просипела из-последних сил, хватаясь рукой за горло и выпучивая глаза. Комната поплыла вокруг, в легких что-то сильно закололо…

Мгновенно сориентировавшись, Габриэль сел в кровати, слегка размахнулся и влепил мне освежающе звонкую пощечину. Потом наклонился над моим раскрытым ртом и вдохнул в него щедрую порцию воздуха из своих собственных легких…

Это помогло. Отчасти. Во всяком случае, я снова смогла дышать и перестала пытаться запутаться в одеялах и там умереть от стыда.

— Легче? — спросил он меня после третьего раунда искусственного дыхания, грозящего перерасти в поцелуй.

Сглотнув слюну, я медленно кивнула. Потом все же помотала головой.

Нет, не легче. Я даже не могу найти утешения в том факте, что это он во всем виноват — меня ведь никто не насиловал. Живой Сон усыпляет сознание и пробуждает тело, заставляя его делать именно то, что оно хотело бы делать, если бы его не останавливали ограничители в виде стеснения или общественных устоев.

И если еще как-то было возможно смириться с тем, что я с удовольствием прогибалась и выпячивала задницу по его приказу, с тем, что я в порыве страсти, по собственной инициативе отсосала мужчине…

Я закрыла глаза и тут же почувствовала подушечки пальцев на своих щеках.

— Теперь я точно знаю, что ты не шлюха, — без тени улыбки в голосе сказал Габриэль.

— Было так плохо? — ровным голосом спросила я, не открывая глаз. Не то, чтобы меня это сильно задевало…

— Кошмарно. Уровень ноль. Я кончил исключительно потому, что представлял себе свою бывшую любовницу.

Я резко села и уже было собиралась влепить ему ответную пощечину — нашел время гадко шутить, когда мне и так стыдно… Как вдруг остановилась, сраженная наповал одним маленьким, но таким ёмким определением.

«Бывшую».

— Бывшую?.. — промямлила я, не зная, что еще сказать.

Кусая себя изнутри за щеку, ректор кивнул.

— Конечно. Нет смысла морочить ей голову и дальше.

— Но как же мой… приворот? Вы же думаете, что я вас…

Он коротко мотнул головой.

— Уже не думаю, — лег рядом и закинул руки за голову. — Не знаю, почему, Эль, но теперь я верю тебе. И в то, что в той книге не твои настоящие фотографии, тоже верю.

Что? Я в недоумении приподнялась на локте, вглядываясь в его спокойное, умиротворенное лицо. Он ведь только полчаса назад хотел меня жестко изнасиловать, считая порноактрисой, шлюхой и ведьмой… Когда успел превратиться в принца на белом коне?

Если как шлюха я себя не оправдала, и он действительно мог решить, что с таким неумением в порноиндустрию не берут, то с чего вдруг поверил, что я не привораживала его?

Если только это не…

Я снова почувствовала, что задыхаюсь.

— Пожалуйста… пожалуйста, скажите мне, что я не… не проглотила… это.

Мои щеки вспыхнули жаром, но мне было плевать — пусть стыдно! То, что я могла наделать, было гораздо хуже обыкновенного минета!

Он нахмурился.

— Проглотила, конечно… Причем так жадно, будто не ела уже два дня. Только не надо мне еще и по этому поводу устраивать истерик…

Не слушая, я кувыркнулась с кровати и бросилась в приоткрытую дверь уборной в углу комнаты.

Может это еще не полностью «принялось» в моем организме, и я успею хоть частично приостановить действие заклятья! Умом я понимала, что все бесполезно — если я проглотила сперму господина ректора, Даамор уже в силе. Однако уговаривала себя, что, возможно, влияние его так же ступенчато, как и потребление ингредиентов.

Ведь неспроста же ректор «чувствует» меня уже несколько дней подряд — что это как не постепенное действие Даамора? Так что, вполне есть шанс, что если я исторгну из себя последний ингредиент, удастся нивелировать самые жесткие последствия связавшего нас страшного заклятья.

Захлопнув дверь и сунув два пальца в рот, я склонилась над ватерклозетом и содрогнулась в отчаянном рвотном позыве…

Ничего!

Повторила свои действия, сунув пальцы еще глубже, в самую гортань…

Увы! Последний ингредиент прочно поселился в моем теле, совершенно не желая покидать его. Я решила попробовать еще разок — последний, прежде, чем сдаться на милость судьбы…

«Вот же дрянь…»

Вытащив пальцы из горла, я резко обернулась, не веря, что ректор зашел за мной в уборную.

И не увидела за спиной ровным счетом никого. Дверь была плотно закрыта.