Командир батареи впервые увидел первого раненого на этой войне. Сколько их будет – за пять лет огненной и кровавой мясорубки? Сколько их будет – убитых и раненых, здесь, в героическом и многострадальном Севастополе?..

* * *

Пленных оказалось трое: штурман сбитого бомбардировщика «Хейнкель-111», второй пилот и стрелок-радист. Второй пилот был ранен, а командир экипажа и остальные два воздушных стрелка погибли. У штурмана Алексей вырвал из рук планшет с полетной картой. По захваченным документам стало ясно, что налет на Севастополь выполнял шестой отряд эскадрильи «KG-4», который базировался на аэродроме Цилистрия в Румынии. На карте был отмечен аэродром вылета, маршрут и цель – Севастопольская бухта. Боевая загрузка бомбардирощика – магнитные морские мины. У стрелка-радиста изъяли таблицу шифров для переговоров. Это были очень ценные документы, особенно – для разведотдела Черноморского флота.

Вернувшись, Алексей сразу же связался по рации со штабом флота, доложил о сбитом бомбардировщике и плененных немцах.

Пленные производили странное впечатление. Они все не верили, что их сбили «унтерменшен» – те, которых они сами считали «недочеловеками». Но при этом оба, и штурман, и стрелок-радист, вели себя высокомерно. Хотя сами были очень молоды: штурману на вид едва исполнилось двадцать, а стрелок-радист и вовсе выглядел еще мальчишкой. Оба – невысокие, но жилистые, светловолосые с какими-то льдистыми, бесцветными глазами. Только раненый второй пилот «Хейнкеля-111» оказался брюнетом, но смотрел так же – с нескрываемым холодным презрением «сверхчеловека».

Двоих пленных летчиков допрашивали младший политрук Иван Паршин, который на батарее исполнял обязанности секретаря комсомольского бюро, и секретарь партбюро, политрук Коротков. Они оба неплохо владели немецким. Вот только беседа не задалась – немцы цедили сквозь зубы, что «непобедимый Рейх еще до зимы этого года будет простираться до Уральских гор». А полуостров Крым, согласно замыслам «великого фюрера», станет курортом для гитлеровских офицеров.

– Пусть ваш «гениальный фюрер» яду выпьет или застрелится! А лучше – и то и другое! – не выдержал Алексей, присутствовавший на допросе.

В это время раненому второму пилоту сбитого «Хейнкеля-111» оказывал помощь военврач Евгений Владимирович Казанский вместе с начальником химслужбы Николаем Резаевым. Немец думал, что его будут пытать русские, выл и сыпал проклятиями.

– Слушайте, братцы, заткните его, а!.. – обратился обычно интеллигентный и добродушный военврач третьего ранга.

Совсем недавно у него на операционном столе лежал раненый матрос Николай Фисенко. Доктор обработал его рану на груди, насколько мог, наложил герметичную повязку, чтобы снизить вред от пневмоторакса. Сделал укол масляного раствора камфары, чтобы поддержать сердце. Матроса сразу же отправили в госпиталь, и теперь оставалось только надеяться на мастерство военных хирургов да на силу молодого крепкого организма и волю к жизни.

– Мы бы с радостью, Евгений Владимирович, но – не велено, – отвечали матросы из конвоя.

А раненый немец продолжал сыпать проклятиями в адрес «руссише унтерменшен».

– Заткнись, ты – «ферфлюхтише швайн»! – Военврач ненавязчиво продемонстрировал неплохое владение немецким языком, что при его интеллигентной воинской профессии было в общем-то делом привычным.

В принципе немецкий как язык международного общения достаточно углубленно изучался в школах и различных институтах. С Германией до недавнего времени у Советского Союза был заключен целый ряд договоров, в том числе – и в военно-технической сфере. И это – кроме пакта Молотова – Риббентропа. Кстати, похожий акт союзничества был заключен и между Великобританией и Германией. После чего тогдашний премьер-министр, Невилл Чемберлен, вернувшись в Англию, заявил: «Я привез вам мир на целое поколение». Ага, вот он – мир, разрази его гром и молния!

Ближе к утру, в шесть-тридцать, за пленными немецкими летчиками приехали две черные легковые «Эмки» и белая карета «Скорой помощи» для раненого. Из автомобилей вышли шестеро офицеров в полевой форме с фуражками с васильковыми околышами и знаками различия НКВД. Старший из них – капитан Госбезопасности, сдержанно поблагодарил командира батареи и политруков, забрал рапорты и протоколы допросов.

– Как там, в Севастополе?.. – спросил Алексей.

– Есть убитые и раненые, но корабли – целы. Это – война, и она надолго, – тяжело вздохнул офицер Госбезопасности.

* * *

Из восьми магнитных мин, сброшенных с немецких бомбардировщиков «Хейнкель-111», две попали на сушу и взорвались. Это произошло в 3 часа 48 минут. В дьявольском фонтане пламени мгновенно погибли бабушка Александра Белова, ее дочь – Варвара Соколова и внучка Леночка. Первые жертвы среди мирных жителей в Великой Отечественной войне.

Для огромной страны войны пока еще не было. Лишь на границе пылала в неравном бою Брестская крепость. Но для Севастополя 22 июня 1941 года начался с того, что пришлось собирать и хоронить первых убитых. В больницы и госпитали доставили первых раненых.

Еще ночью с артиллерийских батарей и кораблей доносили, что в лучах прожекторов видны сбрасываемые парашютисты. Генерал-майор Моргунов доложил, что недалеко от 12-й батареи береговой обороны сброшено четыре парашютиста.

В соответствии с приказом оперативного дежурного кавторанга Рыбалко усилена охрана Штаба Черноморского флота. Были подняты по тревоге сотрудники НКВД.

Около половины пятого утра 22 июня вице-адмирал Октябрьский доложил в Москву: «Налет вражеской авиации отбит. Попытка удара по кораблям сорвана. Но в городе есть разрушения». Конечно, с высоты исторического «послезнания» для «попаданца» Алексея можно было бы сказать, что целью авианалета «Хейнкелей-111» было минирование, но ведь ни вице-адмирал Октябрьский, ни остальные офицеры не знали точных планов противника. Логично предположить, что если в Севастопольской бухте сосредоточены крупные боевые корабли, включая единственный на Черном море линкор «Парижская Коммуна», то бомбить будут именно их.

Ведь именно так поступил японский адмирал Туити Нагумо седьмого декабря 1941 года, напав на американские крейсера и линкоры в Перл-Харборе. Фактор внезапности оказался тогда на стороне японских летчиков и моряков. В результате было потоплено четыре линкора, два эсминца, один минный заградитель. Еще четыре линкора, три легких крейсера и один эсминец получили серьезные повреждения от бомб и торпед японских самолетов. Потери же американской авиации составили 188 самолетов сгоревшими на аэродромах и 159 – тяжело поврежденными. Погибло 2403 американца, из них – 1102 человека на борту взорвавшегося линкора «Аризона». Еще 1178 человек было ранено.

Японцы же потеряли всего пять сверхмалых подводных лодок и 29 сбитых самолетов. Погибло 64 человека и еще один был взят в плен.

Так почему же немцы должны были действовать по-другому?.. Естественно, в действиях советских адмиралов и командиров прослеживалась логика, которая была выстроена соответствующими приказами, оперативными инструкциями и предписаниями. А также уже имеющимся опытом боевых действий на море.