За деревней Доминик приостановил лошадь и дальше уже поехал медленным шагом. Он думал о лежавшем в его кармане письме. Оно было написано Харриет — он узнал ее корявый почерк. «Почему она переписывается с Лоуренсом Темплкомбом? — подумал Доминик. — Может быть, хочет поссорить его со мной?»

Имение Фейнов располагалось к западу от Шер и граничило с владениями семейства Темплкомб. Участок земли, меньший по размеру, но с самой плодородной землей в этой части страны, врезался в имение, принадлежавшее сэру Лоуренсу. На протяжении многих лет Темплкомбы расширяли свои владения, где-то в результате покупки земли, где-то за счет женитьбы на своих соседках. В конце концов по площади их земли стали самыми большими в округе. Они хотели купить и участок Фейнов, но те упорно держались за него и от продажи отказывались. Отец Доминика часто говорил, что, будь у него дочь, сэр Генри Темплкомб, отец сэра Лоуренса, попросил бы ее руки для своего сына, когда та лежала бы еще в колыбели.

Вдоль своих владений — леса, нескольких полей и участка земли, на который положил глаз сэр Генри Темплкомб, — и ехал сейчас Доминик. В лесу, в нескольких сотнях ярдов от дороги, стоял старый домик. Зачем его там построили, никто не знал. Скорее всего, для уединения. Лес был настолько густым, что с дороги дом не просматривался. Не видно было даже его труб.

Решив переждать грозу, Доминик свернул с дороги и въехал в лес. К тому времени, как он достиг каменной ограды, над его головой уже сверкали молнии.

Фейн достал из кармана письмо. Печать на нем конечно же была сломана. Интересно, подумал Доминик, прочитал ли его хозяин гостиницы? Хотя вряд ли он осмелился прочесть письмо, адресованное сэру Лоуренсу. Пару минут Доминик боролся с соблазном развернуть бумагу, и только когда первые капли дождя упали на землю, он решительно развернул письмо и склонился над ним.

Прочитав его, Фейн испытал настоящий шок. Некоторое время он сидел неподвижно. Чувство горечи и обиды распирало его. «Так вот оно что! — подумал Доминик. — Наконец-то я узнал правду о дружбе, которой так гордился! Как, должно быть, эти двое смеялись надо мной».

Он уронил голову на грудь, и в этот момент прямо у него над головой сверкнула ослепительная молния, и грянул гром. Доминик поднял голову, рука, в которой он держал письмо, коснулась эфеса шпаги. В прошлом его отец был лучшим фехтовальщиком во всем графстве и свое умение работать шпагой передал сыну. Искусное владение холодным оружием было, пожалуй, единственным, что их объединяло.

Доминик убрал письмо в карман и, хлестнув проявлявшую нервозность лошадь, поскакал под проливным дождем. Он думал только о том, чтобы отомстить за двойное предательство и рассказать отцу о подлости его обожаемой жены. Он беззвучно смеялся, представляя себе сцену их объяснения.

Вернувшись в усадьбу, Фейн передал свою лошадь конюшему и бросился через боковую дверь в дом. В холле он встретил их домоправительницу Мэри Парр и спросил ее, где отец и сэр Лоуренс. Мэри, которая долгие годы оставалась помощницей его матери и ее близкой подругой, испуганно посмотрела на Доминика. Лицо у него совершенно побелело, глаза лихорадочно сверкали. Она хорошо знала Доминика и по выражению его лица сразу поняла, что назревает скандал. Сделав вид, что не расслышала, женщина развернулась, чтобы уйти, но он крепко схватил ее за локоть.

— Где они? — хрипло повторил Доминик. — Черт возьми, вы что, меня не слышите? Я спрашиваю, где они?

— В гостиной, — с трудом выдавила Мэри. — Но вам в таком состоянии лучше туда не заходить. Скандалы еще ни к чему хорошему не приводили.

Доминик отпустил домоправительницу и бросил взгляд на закрытую дверь гостиной.

— Да, Мэри, — произнес он. — Но не я их причина. Просто надо все расставить по своим местам.

Доминик сделал несколько решительных шагов вперед, распахнул дверь гостиной и застыл на ее пороге.

Харриет, накрашенная, в дорогом платье и драгоценностях, хоть сейчас на бал, сидела у камина на стуле с высокой спинкой. Сэр Лоуренс стоял возле нее, а Джеффри Фейн со сквайром Маннерингом и его сыном расположились у стола. На столе стояли бутылки вина, фужеры и прислоненный к стене только что законченный портрет миссис Фейн. По обеим сторонам от портрета стояли зажженные свечи. Судя по всему, портрет и был предметом их разговора.

— Удивительное сходство с оригиналом, — восторженно заметил сквайр Маннеринг.

Это были первые слова, которые услышал Доминик, открыв дверь.

— Не могу с вами согласиться, мистер Маннеринг, — возразил сэр Лоуренс. — Да, черты лица и краски переданы художником абсолютно верно. Но где обаяние и грация, которыми мы так восхищаемся? Нет, никакой, даже самый маститый художник не может передать живую красоту.

Громко хмыкнув, Доминик подошел к столу, бросил на него хлыст и перчатки и пристально посмотрел на Харриет, затем на сэра Лоуренса.

— И больше всех ее красотой восхищались вы, Темплкомб, — с усмешкой произнес он. — Не так ли? Как смело! Восторгаться красотой любовницы в присутствии ее мужа решится далеко не каждый.

В комнате воцарилась гробовая тишина. Первым ее нарушил Джеффри Фейн. Он схватил со стола хлыст и изо всех сил хлестнул им сына. Удар хлыста рассек щеку Доминика от уха до подбородка.

— Убирайся из моего дома, пьяный негодяй! — в гневе прокричал Джеффри Фейн. — Или я сам тебя выброшу на улицу!

Вскрикнув от боли, Доминик отступил назад и прикрыл ладонью щеку. Между его пальцами струйками потекла кровь. Левой рукой он достал из кармана письмо и бросил его на стол.

— Вот, сэр, прочитайте, и тогда, если осмелитесь, можете назвать меня лжецом, — с горечью произнес он. — А сэру Лоуренсу, если он хотел сохранить любовную связь с вашей женой в тайне, следовало бы обращаться с подобными письмами осторожнее.

Харриет тихо вскрикнула и протянула руку к столу. Но Джеффри Фейн опередил ее. Он взял письмо, развернул и стал читать. Харриет и сэр Лоуренс застыли в оцепенении.

Прочитав письмо до конца, мистер Фейн выронил бумагу из рук и, втянув, словно побитое животное, голову в свои могучие плечи, гневно посмотрел на жену. От ярости лицо его побагровело.

— И ты изменяла мне с этим фатом? — прохрипел он и, выдернув из ножен шпагу, перевел взгляд на сэра Лоуренса. — Ну, я вам больше не позволю меня дурачить! К барьеру, щенок! Я сказал, к барьеру!

Мистер Маннеринг кинулся к нему, но был тотчас отброшен в сторону. Обнажив шпагу, Джеффри Фейн двинулся на обидчика. Сэру Лоуренсу ничего не оставалось, как защищаться.

Гостиная, освещенная всего несколькими свечами, была заставлена массивной мебелью и никак не подходила для боя на шпагах. На противниках были одежды, сковывающие движения, и тяжелые башмаки. Чтобы Харриет не задели во время боя, Джон Маннеринг оттащил ее в угол комнаты. Его отец вынул из ножен шпагу и стал ждать удобного момента, чтобы разнять сражающихся. Доминик стоял, прислонившись спиной к стене, и, прижимая окровавленный платок к щеке, наблюдал за боем. Такого поворота событий он никак не ожидал — ведь это он собирался вызвать на поединок сэра Лоуренса.