Жену Масиас, похоже, тоже не баловал, как и дом. Обстановка тоже была поблекшей. Единственный дорогой предмет — вешалка для шляп у входа в гостиную — только усугублял это ощущение.

— Мой муж уже довольно давно здесь не ночует, — печально сказала госпожа Масиас, теребя платок. — Если вас послал кто-то из тех многочисленных господ, которому он должен, то в этом месяце я не могу выплатить ни единого лишнего дория. Если господин даст нам немного времени…

— Нет, я не за этим. Где я могу встретить вашего мужа? Мне нужно переговорить с ним по поводу его покойного учителя.

Женщина едко усмехнулась:

— Посмотрите во всех кабаках и публичных домах города. Он возвращается, только когда просаживает все до последней монеты.

— Может, вы поможете мне? Вам приходило письмо от нотариуса господина Сауреса?

— Простите, но нет…

— Тогда возьмите. — Терций достал из-под колета завещание жреца. — Эти бумаги я успел спасти из горящего дома. Учитель сделал вашего мужа своим наследником. Вы можете продать лошадей и выручить неплохую сумму.

Госпожа Масиас удивленно посмотрела на лист бумаги, потом на Терция:

— Это не шутка? Это просто невозможно! Господин Саурес никогда бы ничего не передал Галеасо.

— Не понимаю вас.

— Да, Галеасо был его учеником, но они не сходились во мнениях. Мужа всегда больше интересовали деньги. Он хотел откапывать золото, а не кости. Они сильно поругались.

— По какому поводу?

— Я не знаю подробностей. — Женщина виновата потупила взгляд. — Кажется, Галеасо хотел продать что-то, что ему не принадлежало. Саурес пришел к нам домой, устроил большой скандал, пригрозил стражей и темницей, и мужу пришлось отдать предмет. Что-то золотое и длинное, похожее на цилиндр. — Женщина показала руками примерный размер предмета. — После этого Саурес запретил ему переступать порог его дома. Очень уж крепко поругались.

Терций проверил дату на завещании: четвертое сентября.

— Они поссорились в начале сентября? — спросил он у разволновавшейся женщины.

— О нет, в конце лета. Я точно помню, это было за день до фестиваля в честь дня Святой Приски — 26 августа.

Очень интересно, почему после такого крупного скандала Саурес написал завещание именно на него? Не мог ли Галеасо покуситься на жизнь учителя из-за наследства? Почему же он тогда не заявил на него права?

— Скажите, какого роста ваш муж?

Женщина кивнула на высокую вешалку для шляп, крючки которой имитировали конские головы.

— Мой старший всегда шутил, что конь выщипал все волосы на макушке мужа.

Терций подошел к вешалке, придирчиво осмотрел. Нет, напавший на него был гораздо ниже и уж тем более не настолько стар, чтобы потерять волосы на макушке.

— На вашем месте, госпожа Масиас, я бы объявил мужа пропавшим. Кто-то в этом городе хочет зла всем, кто тесно работал с господином Сауресом. И пусть ваш муж был его нелюбимым учеником, кто знает… Благодарю за информацию.

Госпожа Масиас вдруг побелела, но ничего не сказала. Нужда закалила ее, как и Терция. Пускай у этой бедной женщины и ее детей все сложится хорошо.

Следующая семья, к которой Терций планировал зайти, была слишком богата и влиятельна, чтобы заявится к ним без приглашения. Ортисы занимались торговлей, в том числе и с Вечной Ночью, ссужали золото королям и герцогам и по праву считались одним из самых важных семейств Карамаргосы. На их средства было построено немало церквей, в том числе и собор Святого Мельхиора. Слуги решительно, но вежливо развернули Терция, и даже имена Бенито Кальдерона и Альваро Молины не смогли повлиять на их решение.

Ближе к вечеру Терций вернулся домой. Перед ужином он решил обсудить с Иззе все, что удалось узнать.

— Возможно, Галеасо мертв, как и Саурес, — предположил Веласко. — Он что-то знал или видел. Его жена рассказала, что тот похитил с места раскопок какой-то цилиндр и хотел сбыть, но учитель его раскусил. Знаете, что Иззе… — Терций повернулся к эльфу. — Я подозреваю, что это были свитки, и что похитил он их не с места раскопок, а у самого Сауреса, чем и вызвал его гнев. Только зачем делать Масиаса своим наследником? Вы видите здесь здравый смысл, Иззе?

Тот задумался, потом по-кошачьи потянулся в кресле и лениво предположил:

— Вам не приходило в голову, что Саурес подставил Масиаса? Возможно, жрец хотел подстраховаться и навести своих врагов на ложный след, чтобы свитки точно благополучно покинули город.

Терций удивленно посмотрел на темного эльфа. Такая мысль не приходила ему в голову. Иззе улыбнулся:

— Он выбрал нелюбимого ученика, сделал его наследником и тем самым отвлек внимания от другого.

— Тогда вопрос. — Терций поднял указательный палец. — Как злоумышленники узнали, что Масиас является наследником Сауреса, если даже сам Галеасо об этом не знал? Завещание лежало в сейфе… — Терций смолк, задумался. — Разве что… Нам нужно поговорить с душеприказчиком Сауреса. У него копия завещания и он не оповестил Масиасов о наследстве. Хотелось бы понять почему.

— А что Ортисы?

Терций вздохнул:

— Мне кажется, скорей Матерь Ночи проглотит солнце над Карамаргосой, чем они снизойдут до разговора со мной.

Иззе рассмеялся в голос, чуть не выплеснув горячий ягодный отвар себе на грудь.

* * *

На следующий день Амико пришел в себя. На коже не осталось ни следа ожогов. Волосы тоже отросли, хотя были все еще короткими и забавно топорщились в разные стороны, как у мальчишки. К этому моменту Терций уже купил для него новую одежду. К сожалению, не по меркам и с рук, отчего она была велика Амико в груди и вздувалась на бедрах. Совсем не то белое изящество, к которому привык гомункул, но привередничать не приходилось.

Терций достал дорогую красную бумагу, привезенную еще из Вечной Ночи, написал письмо для леди посла, аккуратно сложил его и скрепил красным же сургучом, использовав паучий амулет вместо печати. Теперь осталось доставить его и занять Иззе на всю ночь. Почему бы не совместить? Вечером Терций передал Иззе запечатанное письмо и сказал:

— Это нужно немедленно доставить госпоже Эльвале. Здесь новые мысли по поводу расследования.

Эльф скептично изогнул бровь: