запрещали говорить о политике во времена Абдул-Гамида[27], так и в доме был запрет даже думать о побеге. Приемным детям не разрешалось говорить об этом даже с соседями, однако все равно это случалось.

Однажды, когда хозяйка дома объясняла новой кормилице с карамусала[28], ее обязанности, в гости пришла жена каймакама Ферхунда-ханым. Тщательно закрыв за собой дверь, она сказала:

— Дорогая ханым-эфенди, похоже, я побеспокоила вас не вовремя, но у меня есть очень важная новость… Ваша Гюльсум готовится к побегу. Она сказала моей сестре: «Будь что будет, я уйду к брату… я больше не могу…»

Старая женщина сначала решила притвориться перед соседкой, будто ничего не знает, и с безразличным выражением на лице ответила:

— Пусть идет куда хочет, дочь моя, двери открыты. Мы никого не держим насильно. Если она не хочет жить у нас, мы тоже не хотим…

Насильно задержав Ферхунду-ханым, которая порывалась встать и уйти сразу же после того, как сообщила эту новость, она начала рассказывать ей об ущербе, нанесенном ураганом и водой, и о растущих с каждым днем шалостях детей.

Однако, несмотря на эту наигранную веселость и бесстрашие, Надидэ-ханым не давала покоя мысль: «А если Гюльсум и вправду решится на такое?»

Ей-то что… Если не получится сегодня, обязательно сделает завтра… Она вся как на ладони… Ах, если бы могла увидеть эта глупая девчонка своими косыми глазами то, что сейчас проносится перед ней, как плохо заканчиваются истории этих беглецов. Вот, например, взять самую счастливую из них, Зехру… Она все мечтала вернуться в свою деревню, и наконец ее желание исполнилось. Она ушла туда со своим земляком. Но была ли она счастлива? Нет… Ей не понравились ни тамошние люди, ни тамошняя жизнь… Она снова вернулась в Стамбул…. Теперь работает посудомойкой в одной из школ… Если бы она держалась за ханым-эфенди руками и ногами, если бы она выдала ее замуж за хорошего человека, как положено, когда пришло бы ее время, все могло бы быть по-другому!

Или сбежавшая со слугой молочника Айше… Разве жила она спокойно с этим жуликом? Через шесть месяцев девушка рассталась с ним. За пять лет она сменила четырех мужей. И наконец сейчас получает удары лодочным веслом от своего последнего мужа, рыбака…

Вот Хюснийе… Обманув того, с кем она жила, сказав, что уходит в поисках лучшей доли, попала в публичный дом. Что сейчас с ней? Жива ли она?

В противовес тому, что о Хюснийе ничего не было известно, о Махбубе, наоборот, мало кто не слышал. Она начала кокетничать с малых лет, а теперь стала одной из самых известных проституток парижского квартала.

Прошла молва, что Зехру, которая, как она, пустилась во все тяжкие, убили из револьвера в Измире. До чего же у нее было красивое лицо. Если бы она не кружила головы мужчинам, начиная с домашних и заканчивая всем районом, разве не могла бы она стать честной, порядочной женой хорошего человека вместо того, чтобы гнить сейчас в могиле?

Новая кормилица прекрасно понимала, что, когда хозяйка разговаривала с гостями, ее мысли были совсем в другом месте. После ухода Ферхунды-ханым кормилица поднялась с кресла и опустилась на колени перед ханым-эфенди. Это означало, что она что-то придумала.

— Что скажешь по этому поводу, кормилица?

Женщина улыбнулась и ответила:

— Не переживай, моя дорогая ханым-эфенди. Предоставь это дело мне. Гюльсум собирается обмануть взрослых, у которых, как она думает, ума не больше, чем у птицы. Но мы перехитрим ее.

Глава тринадцатая

Кормилица с карамусала находилась на особом счету в этом доме. Словно зарождающаяся комета, она появлялась здесь, жила три-пять месяцев и снова уходила.

Она была армянкой, родом из Вана[29].

Покойный паша жил в Ване два с половиной года. У него служил солдат с карамусала по имени Сулейман. Когда тому едва исполнилось восемнадцать лет, в него с первого взгляда влюбилась молодая кормилица-землячка Макрухи-ханым. Вскоре она стала его женой и даже приняла ислам.

С тех пор кормилица с Карамусала связала себя с этим домом.

Сулейман был известным и зажиточным в своей провинции человеком. Однако в его доме, помимо матери и трех братьев, жили еще две невестки, две тещи и четверо племянников. Они сразу невзлюбили новую невестку. Однако когда Аллах надоумил ее принять в Ване ислам, он не оставлял ее без помощи. Женщина один на один, в течение пяти лет воевала со своими врагами, и потихоньку они стали разъезжаться кто куда. В итоге она осталась единственной и полноправной хозяйкой дома.

Но с того времени прошло уже около сорока лет, и многое изменилось. Сулейман-ага умер, а в доме теперь обитали их сыновья, невестки и внуки. Кормилица с карамусала не могла ужиться с ними. Раз в несколько лет между ней и сыновьями или невестками вспыхивали крупные ссоры. Доходило даже до драки. После этого Макрухи-ханым говорила: «Я больше не могу жить с такими бессовестными, как вы! Я ухожу в особняк, и если зайду к вам еще хоть раз, я буду не я!» — и вся в синяках и ссадинах отправлялась в Стамбул. Поскольку каждый раз кормилица говорила, что решила остаться в особняке теперь уже до самой смерти, ей сразу выделяли комнаты, шили энтари и теплые кофты. Однако не проходило и трех месяцев, как она ругалась с ханым-эфенди или с кем-то из домашних, а через пару недель после этого с хмурым лицом возвращалась к себе домой.

Кормилица с карамусала была истинной мусульманской женщиной, но в то же время обладала такой ловкостью и хитростью, что могла бы потягаться с самим чертом.

Так как Макрухи-ханым любила соваться во все дела и главенствовать во всем, то, как только она приезжала в дом, сразу же брала всю власть в свои руки. Ее слова и советы были всегда кстати; с женщинами она разговаривала как женщина, со слугами — как слуга, с детьми — как ребенок, и прекрасно знала, как можно заставить любить и уважать себя.

Когда кормилица с карамусала прибывала в особняк, дети радовались, будто наступил праздник. Эти непослушные создания сидели перед ней, как дрессированные обезьянки, и, не мигая, слушали сказки, стишки и загадки, которые она рассказывала.

Девушки, достигшие брачного возраста, болтали с ней о мужчинах. А молодые женщины веселились, слушая ее рассказы о секретах взаимоотношений между мужем и женой, которые не могли узнать больше