Алтарь располагался на полпути в глубь святилища. Заклание быка действительно было с большим искусством вырезано на передней стенке алтаря, а апофеоз Митры, которому помогает Аполлон, — на другой.

К явному ужасу Гранта, барон Ван дер Вегель извлек из своей объемистой полотняной сумки экземпляр «Саймона».

— Мы снова должны, — объявил он, — услышать этот замечательный отрывок. Вот, мистер Грант, книга. Неужели автор не прочтет для нас? Как этот англичанин Саймон обнаруживает в себе некий эквивалент силы Митры. Да?

— Ах, нет! — воскликнул Грант. — Пожалуйста! — Он быстро окинул взглядом группу из пяти слушателей и даже оглянулся, будто бы желая убедиться, что больше никого нет. — Я так не договаривался, — сказал он. — Правда. — И Аллейн увидел, что он покраснел. — В любом случае, — продолжал Грант, — читаю я отвратительно. Пойдемте посмотрим на самого Митру.

И в дальнем конце помещения, в гроте, стоял этот бог, родившийся из каменной утробы: пухловатый крепыш во фригийском колпаке поверх длинных кудрей — ни ребенок, ни мужчина.

— Ему ведь приносили жертвы? — спросил Аллейн. — Здесь.

— Разумеется. На алтаре, — быстро сказал Грант. — Только представьте себе! Все залито светом факелов, и свет отражается от этих каменных скамей, мерцает на лицах посвященных, изнуренных и бледных после суровых испытаний. От огня на алтаре поднимается колышущийся столб жара, тащат жертвенного быка, возможно, слышно, как он ревет в переходах. Знаете, здесь есть проход, идущий вокруг этого помещения. Бык, вероятно, появляется из дверей позади Митры. Возможно, он украшен цветочными гирляндами. Служители втаскивают его внутрь, и жрец его принимает. Быку задирают голову, выставляют горло, и нож погружается в него. Запах свежей крови и вонь горящего приношения наполняют святилище. Полагаю, под пение гимнов.

— Вы дали нам понять, — сухо проговорила Софи, — что культ Митры был чрезвычайно благородной и, как вы сказали, мягкой религией.

— Он был высокоморальным и сравнительно мягким. Преданность и верность считались высшими добродетелями. Жертвоприношение являлось необходимой составляющей.

— Все то же самое, — предсказуемо заявил майор Свит, — за всей этой чепухой. Жертвоприношение. Кровь. Плоть. Каннибализм. Больше утонченности в одном, больше жестокости в другом. А по сути одно и то же.

— Вам не кажется, — спокойно ввернул Аллейн, — что это похоже на попытку наугад раскритиковать некую фундаментальную истину?

— Единственная фундаментальная истина, на которую это похоже: люди — хищники! — торжествующе прокричал майор. И закудахтал, то есть засмеялся, как поняли присутствующие.

— Как жаль, — сказал барон Ван дер Вегель, — что леди Брейсли и мистер Дорн ничего этого не слышат. А где же мистер Мейлер?

— Вы его не видели? — спросил у майора Свита Аллейн.

— Я — нет. Я отвел ее в… как вы это называете? Сад? Внутренний двор?

— Атриум?

— Да как угодно. Посадил на скамейку. Ей это не очень-то понравилось, но тем не менее… Глупая баба.

— А молодой Дорн? — поинтересовался Аллейн.

— Я его не видал. Мерзкий тип.

— А Мейлер?

— Нет. Чертовски небрежное обслуживание, я бы сказал. Что нам теперь делать?

— Насколько я понимаю, — произнес Грант с независимым видом, — предполагалось, что вам, возможно, захочется несколько минут погулять здесь самостоятельно. Мы можем снова собраться здесь или, если вы предпочитаете, то наверху. Я побуду здесь десять минут на тот случай, если у вас возникнут какие-то вопросы, а потом поднимусь и буду ждать в атриуме. Наверное, мы встретимся по пути наверх, и в любом случае вы не заблудитесь. Здесь повсюду висят указатели «выход». Уверен, Мейлер…

Он осекся. Кто-то спускался по железной лестнице.

— А вот и он, — сказал Грант.

Но это был всего лишь Кеннет Дорн.

Судя по шуму, он спешил и появился стремительно, но когда вышел из тени и увидел остальных, то сначала остановился, а потом, сгорбившись, двинулся к ним. В руке у него болталась камера. Софи бросилось в глаза, что он был как-то неестественно умиротворен и спокоен.

— Хэлло, — проговорил он. — Где моя тетя?

Грант проинформировал его. Тот произнес: «О боже!» и захихикал.

— Не лучше ли вам на нее взглянуть, — предложил майор Свит.

— Что?

— На вашу тетю. Она наверху, в саду.

— Пусть она процветает, — усмехнулся Кеннет, — как вечнозеленый кедр, дорогой майор.

Майор Свит пару секунд размышлял над его высказыванием.

— Даже не нахожу слов, — проговорил он наконец.

— Что ж, — откликнулся Кеннет, — слава Богу за это.

Возникло нечто вроде патовой ситуации.

Ее нарушили Ван дер Вегели. Они, как явствовало из их возбужденных объяснений, так сильно надеялись (ах, так сильно, вставила баронесса), что мистера Гранта удастся убедить прочесть вслух отрывок про Митру из «Саймона» в обстановке, подарившей ему вдохновение. С этой целью они, как все видели, захватили свою книгу — неужели хотя бы получить автограф это слишком много? Они как нельзя лучше понимают знаменитую англосаксонскую сдержанность. Но в конце концов, содержание буклета — о, они не настаивают на буквальном понимании — дало им основание полагать, что…

Они то вдвоем, то попеременно продолжали свои упреки в том же духе, и видно было даже в полумраке, как все больше краснеет Грант. Наконец он беспомощно повернулся к Софи, которая пробормотала: «Может, лучше прочесть?» — и до странности обрадовалась, когда он сразу же сказал, обращаясь ко всем сразу:

— Если вы действительно хотите, то конечно. Я не хотел показаться нелюбезным. Просто я почувствую себя таким болваном.

Ван дер Вегели разразились довольным смехом, а барону пришла на ум более экстравагантная фантазия. Они сфотографируются; в центре группы встанет Грант, читая вслух. На заднем плане бог Митра собственной персоной будет надзирать за работой, на которую он же и вдохновил. Этот необычный вариант викторианской групповой фотографии принялись воплощать после игривого спора между Ван дер Вегелями о том, кто будет играть активную, а кто — пассивную роль. Наконец они согласились, что первый снимок сделает баронесса, и она с восторгом принялась за дело. Несчастного Гранта, с раскрытой книгой, поместили на небольшой каменный выступ слева от Митры. С одной стороны поставили Аллейна, с другой — Софи, которую начал разбирать смех. Позади Софи встал майор Свит, а за спиной Аллейна — Кеннет Дорн.

— А ты, Геррит, мой дорогой, — велела мужу баронесса, — из-за своих размеров, да, в заднем ряду?

— Потом мы поменяемся местами, — настаивал он.

— Да.

— И все сосредотачиваются на открытой странице.