Свою систему Гален строил на основе вскрытий, экспериментов в физиологии, а также на материале клинических наблюдений пациентов. Безусловно, в чем-то он ошибался, потому что он был человек своего времени – грек, для которого философские гипотезы, логичные рассуждения и непредвзятое наблюдение имели одинаковое право на существование. Ученый, который верит, что все структуры и функции предопределены Высшим разумом, не понимает, что в таком случае предрешены и его выводы, согласно логике телеологии, то есть вследствие интерпретации его наблюдений как доказательства существования в природе грандиозного плана. Он не считает себя непоследовательным, заполняя пробелы между изученными понятиями чем-то неизвестным, при условии, что результат раскрывает рациональный план Бога. Отдавая дань уважения этому великому плану, Гален считал его своей огромной силой, хотя на самом деле он оказался его самой большой слабостью.

Гален был просто не способен понять, что, когда дело касалось описания структур и функций человеческого тела, его мыслительные способности не могли заменить ему органы чувств. Для него гипотеза была столь же обоснованной, как очевидный факт, а догадка столь же убедительна, как эксперимент. То, чего он не мог видеть, он воображал, а затем вплетал придуманный образ в тезис о превосходной работе Мастерового, каждое творение которого совершенно и чьи создания наполняются жизнью, когда пневма входит в их тела.

Возможно, нам не следует слишком резко критиковать Галена за то, что он так полагался на свою способность создавать гипотезы, так как это часть любой науки, и особенно медицины, этого бесконечно удивительного соединения науки и искусства, где необходимость в лечении часто предшествует возможности увидеть проблему. В современных исследованиях мы оправдываем выводы, сделанные на базе гипотез, называя их теориями. Но справедливости ради нужно добавить, что наши коллеги по науке строят свои теории, опираясь исключительно на серьезные надежные доказательства. Правда, такая возможность появилась у них только потому, что прошло восемнадцать столетий со времени Галена, и современные исследователи обладают значительно более совершенными методами получения необходимых данных; кроме того, гораздо большее количество людей работают в этом направлении. В свете того, что в прошлом теории опирались всего на несколько известных тогда фактов, гипотезы Галена заслуживают большего снисхождения. Это, однако, не оправдывает того, что весьма талантливый экспериментатор тратил так много времени и сил на построение бесчисленных умозаключений. Именно здесь пути современной науки и Галена расходятся. В наши дни исследователь – это, главным образом, экспериментатор и наблюдатель; теория должна формироваться под давлением массы полученных данных. Гален же был в первую очередь теоретиком, и применяемый им научный метод содержал в себе две фундаментальные ошибки. Во-первых, он подходил к наблюдениям с телеологической точки зрения, то есть считал, что все существует и функционирует в соответствии с неким грандиозным планом. Во-вторых, он проводил правильные эксперименты недостаточное количество раз, поэтому, естественно, часто отклонялся от направления, которое большее количество повторений, возможно, могло ему подсказать. Его метод можно сравнить с попыткой начертить график по слишком небольшому количеству установленных хаотично разбросанных точек, при этом, заранее решив, как этот график должен выглядеть. Величие Галена заключалось в умении блестяще разрабатывать эксперименты, которые обеспечивали получение данных для каждой точки, а его недостатком было слишком маленькое число точек, метод их объединения и экстраполирования полученных данных.

Иными словами, современный ученый вдохновенно анализирует мельчайшие детали результатов своих ежедневных исследований, в конечном итоге формирующие модель, неустанно приближающую его к доказательству теории, в которую он верит. С другой стороны, действия Галена были обусловлены уверенностью, что ему уже известна абсолютная Истина – его исследования, независимо от того, насколько объективно был разработан каждый эксперимент, проводились ради этой Истины, и их результаты интерпретировались для ее подтверждения.

В работе Галена было еще одно слабое место, одно из тех, которые он в какой-то степени осознавал: его анатомия была анатомией животных. Гален никогда не видел вскрытого человеческого тела. Однажды он случайно натолкнулся на почти полностью объеденный птицами труп грабителя, лежавший на обочине дороги. В другой раз он нашел сгнившее тело, выброшенное на берег реки после наводнения. Осмотр этих разложившихся останков не сообщил ему ничего нового. Конечно, он довольно много знал о строении человеческого скелета после своей практики в Александрии, но всю остальную информацию он получил, благодаря вскрытию разных животных, как живых, так и мертвых. Его любимым объектом изучения была макака, которая внешним видом очень напоминает человека и имеет тело подходящего размера для того, чтобы успеть завершить исследования до того, как труп начнет разлагаться в жарком бо́льшую часть года климате Южной Европы. Обычно он топил подопытных обезьян, чтобы не повредить их внутренние органы. Он сам снимал кожу с мертвых животных, не перепоручая это дело помощникам, и это принесло ему дивиденды, когда он обнаружил плоские подкожные мышцы, которые упустили из виду другие античные анатомы. Гален провозгласил свое кредо во втором томе трактата «О назначении частей человеческого тела» с присущим ему хвастовством:

Теперь позвольте мне раз и навсегда сделать это заявление в отношении всего моего трактата, чтобы мне не пришлось повторять его многократно: я описываю внутренние органы точно так, как они выглядят при вскрытии, и никто до меня не делал ничего подобного. Поэтому, если кто-нибудь хочет своими глазами увидеть творение природы, ему следует доверять не книгам по анатомии, а собственному опыту, либо прийти ко мне или обратиться к одному из моих ассистентов, хотя, можно и в одиночку прилежно практиковаться в проведении вскрытия; но если речь идет только о чтении, то невольно придется верить более ранним работам анатомов, тем более что их немало.

По иронии судьбы, Андреас Везалий в 1543 году и Уильям Харви в 1628 году обнаружили ошибки Галена именно потому, что они не очень-то полагались на его книги, а предпочли на все посмотреть своими глазами. Каждый из них «в одиночку» прилежно практиковался во вскрытии и ставил эксперименты до тех пор, пока бо́льшая часть храма медицины, построенного Галеном, не начала рассыпаться.

Но его храм не разрушился полностью ни тогда, ни когда-либо позже. Гален следовал своему кредо и был несравненным исследователем; его пример и мудрые наставления могли бы принести пользу молодым ученым любой эпохи. Именно Гален доказал, что по артериям течет кровь; по общему мнению, это наиболее важное из его достижений в области медицины. Его предшественники считали артерии каналами, по которым передвигается пневма, попадая в них из левого сердечного желудочка, который при вдохе заполняется пневмой по легочным венам, крупным сосудам, соединяющим сердце и легкие. Тот факт, что из разрезанной артерии течет кровь, объясняли наличием связей (предполагаемых, но не существующих на самом деле), или анастомозов, расположенных между венозными и артериальными сосудами, по которым кровь из первых вытекает в последние, когда случается порез. Гален оборвал этот полет фантазии с помощью эксперимента, в котором он дважды перевязал артерию живого животного, изолировав достаточно короткий сегмент сосуда, чтобы можно было показать, что к нему не присоединен ни один анастомоз. Кровь, которая была, как и следовало ожидать, обнаружена в нем после разреза артерии, могла попасть туда только до рассечения.