Концепции заболеваний и методы лечения Галена продолжали оказывать огромное влияние на повседневную медицинскую практику даже после того, как теории, на которых они основывались, были развенчаны. На самом деле, то, что большое количество его средств по-прежнему используется XXI веке, многое говорит о прогрессе медицины за последние пятьдесят лет. В 1934 году Джозеф Уолш, большой знаток научного наследия Галена, перечислил в одной из своих публикаций следующие ингредиенты:

Опиум, гиосциамус, дубильная кислота, мел, имбирь, алоэ, скаммоний, колоцинт, кассия, ревень, касторовое масло, оливковое масло, ячменная вода, солодка, скипидар, морской лук, хлорид аммония, сера, оксид цинка, сульфат меди, валериана, горечавка, кардамон, корица, а также различные бальзы и смолы. Они [древние врачи] открыли слабительные и диуретические [вещества, вызывающие обильное выделение жидкостей, таких как моча или жидкий стул], желчегонные [лекарства, увеличивающие выделение желчи], такие как скаммоний, отхаркивающие средства и несчетное количество аналогичных препаратов. Они могли порекомендовать больше эффективных средств от облысения, чем дюжина современных парикмахеров, и больше депиляторов, чем рекламируется в наших ежедневных газетах. Кроме того, мы все еще прибегаем, хотя и в меньшей степени, к массажу, мазям, ваннам, горчичным пластырям, банкам и кровопусканию.

Неудивительно, что Оливер Уэнделл Холмс сказал на собрании Массачусетского медицинского общества в 1860 году: «Я твердо убежден в том, что если бы все используемые сегодня лекарственные препараты можно было утопить на дне моря, тем лучше было бы для человечества, и тем хуже для рыбы».

Из всех принципов Гиппократа самым важным Гален считал умелое прогнозирование. Как видно из его сочинений, он считал, что понимание пути дальнейшего развития заболевания оказывает большую помощь не только в определении надлежащего лечения, но и вносит неоценимый вклад в дело расширения практики, что, безусловно, ценилось докторами с острова Кос, а также признается врачами Нью-Йорка и Бостона. Похоже, самым важным из элементов лечения, которое Гален в 176 году применил к недугу Марка Аврелия, был правильно поставленный диагноз – злоупотребление удовольствиями. Император далеко не сразу оценил вердикт, прогноз и терапию Галена, и должно было пройти немало времени, прежде чем выдающийся пациент проникся уважением к своему врачу и назначил его на высокую должность, которую он занимал в течение многих лет. Описание Галеном этого события полно красочных нескромных подробностей и заканчивается пересказом выражения Марком благодарности:

Он заявил, что теперь наконец у него есть врач, притом весьма мужественный, и не раз повторил, что я первый из врачей и единственный философ; у него было много целителей, не только алчных, но жадных до славы и почета, полных зависти и злобы. Как я только что сказал, это самый замечательный из сделанных мной диагнозов.

Гален педантично записывал все свои исследования. Он нанимал помощников, писцов и других подручных, кого сегодня мы бы назвали персоналом лаборатории старшего научного сотрудника вкупе с издательством и типографией. Объем его научного наследия ошеломляет. Он начал писать, когда был еще подростком, и продолжал до самой смерти в возрасте семидесяти лет. Уцелевшие работы Галена составляют половину всех древнегреческих сочинений в области медицины, дошедших до нас; если исключить Гиппократов корпус, соотношение становится пять к шести. Они занимают двадцать два толстых тома (с размером страницы в 1/8 газетного листа) плотно напечатанного текста в стандартном издании, выполненном Майклом Куном с 1821 по 1833 год. Несомненно, было много других греческих врачей, публиковавших множество работ до и после Галена; но то, что очень небольшое количество их манускриптов сочли заслуживающими сохранения для потомков, многое говорит о том уважении, которым пользовался Гален.

Чтение немногих переведенных на английский язык трактатов Галена приносит неожиданно большое удовольствие. Помимо всего описанного выше, его автобиографические комментарии, а также рассуждения, касающиеся этики, философии, религии и окружающей его действительности абсолютно хаотично рассеяны по всем сочинениям, поэтому читатель никогда не угадает, на какой странице засверкает сквозь время жемчужина познания. Среди моих самых любимых – тот, который имеет к современному миру даже большее отношение, чем к периоду, в котором он был написан. Речь идет о чрезмерном многословии, литературные памятники которому оставили авторы медицинских трактатов всех веков. Согласно данным Кеннета Уоррена, бывшего директора здравоохранения Рокфеллеровского университета в Нью-Йорке, в 1981 году в мире насчитывалось двадцать тысяч журналов по биологии и медицине. Количество таких изданий сегодня можно оценить, только сославшись на цифры, предоставленные историком Йельского университета Дереком де Солла Прайс: «На протяжении более трехсот лет стабильно сохраняются высокие темпы роста количества всей научной литературы с экспоненциальным увеличением примерно на 6–7 % в год, с удвоением количества изданий каждые 10–15 лет и десятикратным умножением в каждом поколении от 35 до 50 лет». Подобная статистика подтверждает обоснованность комментария, сделанного в 1985 году корреспондентом журнала New England journal of Medicine, который отметил, что множество доступных торговых точек гарантирует, что будут опубликованы все высококачественные и важные произведения, а также почти все посредственные сочинения, не говоря уже о подавляющем большинстве плохих или тривиальных». Каждый, кто читает хотя бы некоторые из основных журналов по своей специальности, хорошо знает, что в современной медицинской литературе содержится значительно больше дублирующих друг друга материалов, чем требуется для описания открытий, гораздо больше слов, чем нужно для ясных объяснений, и слишком много плохих писателей, чем читатели могут вынести. Хотя сегодня дела, безусловно, хуже, чем когда-либо, болезнь уходит корнями в древность и прослеживается, по крайней мере, до эпохи египетской цивилизации. Гален, который горячо возражал бы, если бы ему сказали, что он повинен так же, как любой другой, кто когда-либо испытывал восторг, увидев свое имя на обложке книги, предлагал любопытное решение:

В Древнем Египте существовал закон, согласно которому все изобретения в ремеслах должны были оцениваться собранием образованных людей, прежде чем будут написаны на колоннах в священном месте. Точно так же нам следует собрать ассамблею из справедливых и одинаково хорошо подготовленных ученых. Они будут тщательно изучать все написанное и оставлять для пользы общества только то, что сочтут заслуживающим внимания, и уничтожать все никчемное. Было бы еще лучше не сохранять имена авторов, как было раньше в Древнем Египте. По крайней мере, это обуздало бы чрезмерное рвение к славе.

Гален был убежден, что сумел разгадать многие тайны природы, и его открытия навсегда войдут в историю как истина в последней инстанции. Его послание потомкам гласило, что в дальнейших исследованиях нет никакой необходимости: «Тот, кто хочет заслужить славу делами, а не только умными речами, должен лишь познакомиться, что не кажется мне слишком большой проблемой, со всем, чего я достиг на пути активного исследования в течение всей моей жизни». На протяжении всего Средневековья и большей части шестнадцатого века люди верили ему на слово: вместо того чтобы осознать, что он заложил принципы научного исследования, они игнорировали те части его трактатов, которые описывали экспериментальные методы, обращая внимание лишь на сделанные им выводы, но при этом не вникая в суть вопросов, которые он ставил; вместо того чтобы отбросить его иррациональные соображения и домыслы, они цеплялись за них, как будто они были написаны оракулом; вместо того чтобы думать самим, они поработили свои умы слепым доверием Галену.