Работы в Голодной степи начались еще перед 1895 годом. За двадцать лет едва удалось прорыть мелкие, похожие на арыки канальчики и оросить водами Сырдарьи несколько тысяч десятин.

Эти земли были словно оазис на желто-серой равнине Кызылкумов — среднеазиатской пустыни, которой, казалось, нет ни конца ни края. Инженер тщетно пытался пробить крепостные стены департаментов, министерств, и чем дальше, тем все больше убеждался, что в «сферах» Голодная степь никого не интересует и о серьезных работах по орошению там и не помышляют.

А он мучился сознанием того, что способен на большее и лишен возможности свершить его, а годы убегают как вода, и никакого следа, что ты ходил по этой земле.

Инженер много думал о том, как оживить пустыни и безводные места. Не раз эти мечты взлетали как птица и падали, отвергнутые где-нибудь в канцеляриях, но новые проекты, мысли рождались в его беспокойной душе.

Еще там, в пустыне, он вынашивал идею использования Днепра. Она была ему так же дорога, как мечта об орошении Голодной степи. Где-то в глубине души у Моргуненкова таилась надежда, что, может быть, этой идее повезет больше и он найдет пути осуществить ее.

Он появился в Приднепровье и начал свои экскурсии.

Летним утром, от которого нас отделяет более полувека, Федор Петрович вышел из Каховки и спустился к берегу.

Днепровский берег был в тот час пуст. Было слышно только, как где-то далеко-далеко ударяли веслами о воду. И вдруг среди тишины, стоявшей над рекой, раздался голос:

— Господи боже, когда же...

Конца фразы Моргуненков не расслышал. У самой воды стоял огромный широкоплечий человек лет сорока, по всей видимости бурлак, одетый в рубаху, штаны из мешковины и лапти. Большая голова его запрокинута, глаза обращены к небу.

«Молится?» — подумал инженер.

— Когда же ты дождь дашь?

Человек вел разговор с тучей. Черная, большая, обещая дождь, она постояла над Каховкой и медленно отплыла в сторону. Человек повернулся, приложил к загорелому лбу сильную руку и злым взглядом проводил тучу. Только теперь он заметил Моргуненкова.

— Видать, не дождаться дождя, — проговорил он, уже обращаясь к незнакомцу. — Все вокруг горит. А где дождь?

Вскинув глаза к небу, теперь голубому и чистому, будто его выстирали, бурлак перевел взгляд на реку. Она тихо несла свои воды. Покачав головой и показывая на Днепр, человек произнес:

— И на что ему столько воды? Хоть ты, Днепро, пожалей мужика!

Так они познакомились — инженер и бурлак с Каховской пристани.

Все лето, исследуя Приднепровье, Федор Петрович ходил по степи. В пору цветения она радовала его пестрыми красками. Но к середине лета солнце, ветер все выжигали, и Федор Петрович увидел знакомый пейзаж — полынь да полынь. Иногда Моргуненкову даже казалось, что он по-прежнему находится в мертвой, выгоревшей Голодной степи.

Пока Федор Петрович говорил об урожаях, о засухе в здешних местах, о далеких среднеазиатских степях, бурлак слушал с любопытством. Но едва инженер заговорил о том, что его привело в эти места — о днепровской воде, об орошении, — лицо бурлака стало угрюмым.

— У Днепра уже столько воды нет, — бросил бурлак, — сколько об этой воде мужики наговорились. Оно бы хорошо воду у Днепра взять. А достанется ли она мужику? У Фальцфейна много воды в колодцах, а что с того мужику? По губам текло, в рот не попало... Даже по губам не текло. И как ее взять, воду-то? — Он посмотрел на Моргуненкова еще более недоверчиво. — Приезжал — годков с шесть уже будет — господин. Тоже ходил возле Каховки. Мерил берега. Смотрел. Сам я его по реке возил. Говорил: «Качать из Днепра воду нужно». И показал, где и как. Я даже поверил — может, в самом деле? Да как ее мужик накачает, воду-то? Горбом своим? И кто ему воду даст?

...Инженер заканчивал свои изыскания. Уже созрел в его уме проект, и живо представлялся задуманный Днепровский канал, по трассе которого он проехал.

В эти месяцы тяжелые предчувствия не раз посещали Моргуненкова. Но пока был занят изысканиями, он старался отбрасывать все сомнения прочь и мечтал о берегах будущего канала.

К концу изысканий сомнения стали все чаще овладевать им. И теперь, разговаривая с каховским бурлаком, он переживал тяжелые минуты.

— А если не качать воду, а по каналу, как по реке, ее направить — пусть сама течет? — спросил он у бурлака.

— Человек я темный. Тебе, барин, виднее. Может, и можно пустить. Ну а река-то чья будет? И вода чья? Так ему, мужику, и дадут воду, как землю дали! — И горькая усмешка появилась на большом красивом лице бурлака.

Русские инженеры еще в XVIII веке задумывались над тем, как сделать Днепр, перегороженный порогами, судоходным. В первые годы XX века со своими предложениями выступили такие известные ученые, инженеры, как Бахметьев, Розов, Юскевич, Графтио и другие. К тому времени, когда Федор Петрович Моргуненков приехал сюда, существовало немало проектов освоения Днепра. Авторы их стремились обеспечить сквозное плавание по реке и использовать механическую силу ее воды.

Моргуненков хотел одновременно решить и третью задачу: дать степям воду. Существовавшие проекты не затрагивали проблемы орошения. Путешествуя по знойным, безводным южным равнинам, Федор Петрович убеждался, что эти места нуждаются в орошении не меньше, чем в судоходстве и энергетике.

В один из последних дней своей экспедиции Моргуненков отдыхал у степной дороги. Он перелистывал записную книжку. Безводная северная часть Таврии лежит ниже горизонта вод Днепра, подпертых порогами. Надо по оросительному каналу, самотеком направить эти воды на поля. Может быть, в двадцатый раз Моргуненков прикидывал в записной книжке площадь орошения. И снова у него выходило, что канал сможет оросить миллион десятин. Подсчеты отвлекли его от грустных размышлений, которые все чаще приходили в голову.

Совершенно машинально Моргуненков взял ком земли, стал разминать его на ладони, и вспомнилась окаменевшая глина Голодной степи. Он подумал: «Какие же богатства здесь пропадают даром. Как нужна этим черноземам вода!»

Расчеты, которые он произвел, возвратясь из экспедиции, радовали: можно оросить огромное поле — 1,2 миллиона десятин!

...В 1913 году в Петербурге вышла маленькая книжка в светло-серой обложке — «Тройная утилизация днепровских порогов».

О чем говорилось в этой книге?

У