– Да уж, – согласился мужчина, – такой красоты в жизни и не встретишь, разве что в сказке.

Уезжать из лесничества ему не хотелось никак. Он всё тянул время, помогал в чём-то хозяину, потом просто на лавочке посидел. Хотелось ещё хоть разок увидеть эту необыкновенно красивую женщину. Но Маша упорно пряталась в доме, и пришлось всё-таки Евгению Семёновичу отправиться в обратный путь. Темнело теперь раньше, а нужно было ещё много чего сделать, прежде чем удастся попасть домой. Маша вздохнула с облегчением.

А Евгений Семёнович, попав, наконец, в собственную квартиру, вдруг почувствовал себя ужасно неуютно. И отчаянно захотелось опять туда, в тихое лесничество, где деревья шелестят зелёными ещё, но начинающими подсыхать листьями, где поют птицы и где сейчас она, сказочная женщина Маша. Пришлось отругать себя самым безжалостным образом. «Что это ты позволяешь себе, мил человек? – заявил он своему разбушевавшемуся воображению, – эта женщина вовсе не для тебя. Ты видел, какая она красавица? А ты кто? Что ты можешь ей дать? Да она ведь и глядеть на тебя не желает, разве не заметил? Так что возьми себя в руки, успокойся и выбрось глупости из головы». Сказать, конечно, было куда легче, чем сделать. Но он всё-таки кое-как с собой справился. И когда приехал за Машей через неделю, вёл себя намного спокойнее и разумнее, был вежлив и услужлив, но на неё не пялился больше. Маша же, забралась на заднее сидение и молча просидела всю дорогу. А выбравшись из машины у своего дома, вежливо поблагодарила его и скрылась за дверью подъезда. Вот и всё. Конец сказки.

Со своим изменившимся ощущением жизни Вадим Алексеевич стал больше видеть вокруг себя. В смысле больше замечать состояние окружающих его людей и их настроение. И ему стало казаться, что как-то неладно дела идут в Датском королевстве – у друга его молодости и нынешнего первого заместителя Юрия Сергеевича. Они знали друг друга столько лет, что и не счесть. И всегда понимали с одного взгляда. Как же это произошло, почему ему теперь потребовалось столько времени, чтобы понять – у друга не совсем ладно в жизни?

Как-то под вечер Вадим Алексеевич пригласил к себе своего верного зама.

– Что-то не нравишься ты мне в последнее время, Юрий Сергеевич, – начал он, внимательно глядя на друга. – Случилось что? Никак с Лизой поссорился?

Лиза была женой Юрия с тех давних молодых лет, когда все они учились в университете – мальчики на филологическом факультете, а Лиза на историческом. Потом она, правда, сменила профессию и занялась модельным бизнесом. Сейчас работает в агентстве, сотрудничает с женскими журналами и очень своей деятельностью довольна. Их дочь Даша уже взрослая, считай. Учится в университете, по стопам отца пошла. А мальчишка их ещё мелюзга, только в школу пошёл в прошлом году. Юрий жену всегда чуть ли не на руках носил, любит очень, и детей обожает. Так что же не так?

Он продолжал всматриваться в лицо друга. Глаза требовали ответа. И правду, пожалуйста, только правду и всю правду. Юрка покрутился немного, поёрзал, но понял, что от ответа на прямо поставленный вопрос ему не уйти.

– Ничего я с ней не ссорился, – хмуро заявил он, – просто она какая-то не такая последнее время стала, я прямо не узнаю её иногда, вроде это и не моя жена.

– Ты уверен, что это она изменилась, а не ты? – осторожно спросил Вадим Алексеевич, так же испытующе глядя в глаза другу.

– Конечно, уверен, – встопорщил перья Юрий, – я что? Я деньги в дом несу, семью обеспечиваю, и неплохо, между прочим, обеспечиваю. Выходные дома провожу. Даже любовницы не имею. Так, иногда, сбегаю быстренько налево, чтобы хозяйство не заржавело, и всё. А так, чтобы серьёзно, – ни-ни!

– А с Лизой ты когда последний раз спал, помнишь? – продолжал допрос начальник, он же лучший друг.

– Да что ты пристал ко мне, право слово, когда да когда, – совсем окрысился Юрий, – не помню я. Может, недели две назад, а может, три. Что я, записывать должен, что ли?

– Вот так и ржавеет оно, хозяйство-то наше. Чужой бабе оно не больно надо, чтобы заботиться о нём. Она отловила мужика, и давай его доить по полной, кто знает, когда следующий попадётся. А для нас такие кавалерийские налёты опасны, врачи говорят. Со всех сторон опасны.

Юрий широко открыл глаза и воззрился на друга, забыв, что только что сердился на него.

– Это ты что же обучение проходил, или как?

– Что-то вроде, – Вадим Алексеевич улыбнулся. – Мозги себе прополоскал на природе, и просветлело, кажется, в голове. А ты мне вот что скажи, друг любезный. Ты когда Лизке в последний раз цветы дарил, чтобы не на восьмое марта? Когда в ресторан её приглашал? Сколько раз в день говоришь, что любишь? Или уже разлюбил на фиг?

– Да нет, что ты, Бог с тобой, – перепугался Юрка, – люблю, конечно. Скажешь тоже – разлюбил. Мне без неё, как без сердца, – не жить. Ведь столько лет вместе, столько всего пережито. Если она меня бросит, я не выдержу.

Он задумался на минуту, посомневался и выложил всё:

– Я вот тут думал, может, она кого другого завела? Она ведь женщина видная, сам знаешь. Красивая женщина, несмотря на годы. А бизнес этот модельный, он дурному научит запросто. Вдруг я ей нехорош стал, а? Как узнать?

– Дурак ты, Юрка, – рассмеялся Вадим Алексеевич, – проверяется это просто. Вот приди домой сегодня с букетом цветов, можешь бутылку шампанского прихватить, поприличнее, да коробку конфет. Вручи ей это всё, поцелуй и скажи, что любишь. Да в глаза ей посмотри. Там всё и увидишь.

– Ну, ты даёшь, Вадим, – заулыбался Юрий Сергеевич, – чего придумал, умник. А я бы сам не допёр, видно, и мозги ржаветь начали.

Он подхватился на ноги и быстрым шагом направился к двери. Обернулся, махнул рукой и исчез. Вадим Алексеевич долго сидел, улыбаясь тихонько. Он не верил, что Лиза может полюбить кого-то другого. Юрка всегда был для неё светом в окне. Это просто жизнь их закрутила, а они позволили ей себя по рукам и ногам связать. Так и до беды недолго.

Утром следующего дня, не успел руководитель холдинга войти в свой кабинет, как к нему ворвался возбуждённый до крайности заместитель. Выглядел он как-то странно, непривычно. Но, кажется, лет десять с плеч сбросил.

– Ты не представляешь, Вадим, что вчера было, – начал он, не поздоровавшись. – Лиза моя чуть в обморок не бухнулась, когда я ей всю эту красотищу вручил. Смотрит на меня, глаза огромные стали, и слёзы на подступе. Ну а я тут ещё словами добавил – люблю, мол, тебя больше жизни, и вообще, дурак я, дурак дураком. И прощения за все свои геройства последних лет попросил. Она мне на грудь упала, целует, а сама плачет. Еле успокоил. Потом посидели мы за бутылочкой, поговорили немного, молодость вспомнили. А там и спать улеглись. И – не поверишь – полночи прокувыркались, словно нам опять по двадцать.

Он засмеялся счастливым молодым смехом.

– Спасибо тебе, Вадим, – и обнял друга, – от всей души спасибо, что труханул меня, дурня, во время. А то ведь и потерять её мог. Да, и Лиза тебе привет передаёт. В субботу зовёт на ужин, она что-то там такое необычное задумала, но мне не говорит. Придёшь?