Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И только Галючка помогала приятелю справиться с этим наваждением. Сальвадор по-прежнему, как и тогда, на чердаке, с упоением мастурбировал до полного изнеможения, особое наслаждение получая от осознания того, что его русская подружка тайком за ним подглядывает. Именно в эти моменты он ощутил себя великим мастурбатором, и вместе с тем не менее великим эксгибиционистом и вуайеристом, ибо мысленно подглядывал за подглядывающей.
Через несколько лет, проведенных в Мадриде, Сальвадор вновь оказался на чердаке в своей студии, в компании холстов, мольбертов, красок и верной Галючки. Ибо выпускные экзамены студент Дали не сдал. Вытащив билет, он уже хотел было приступить к ответу, но вдруг Гала подтолкнула его в спину и зашептала:
– Приди в себя, малыш Дали! Кому тут отвечать? Этим невеждам? Даже не думай метать перед свиньями бисер!
И, следуя наставлениям подруги, Дали заносчиво оглядел комиссию и нахально заявил, что не станет распинаться перед теми, кто меньше него смыслит в живописи. Естественно, за подобную дерзость студента из Академии отчислили, и, узнав об отчислении, отец юноши страшно негодовал. Правда, сердился он не на сына, а на профессоров университета, ведь нотариус из Фигераса был уверен, что его мальчик не может сделать что-то противное общественной морали. Надо заметить, что Галючка и в самом деле знала, что для ее дружка лучше. Она всегда знала все наперед, эта русская девочка с картинки, и оберегала малыша Дали, точно ангел-хранитель. Или, напротив, искушающий демон, имеющий свои виды на талант художника. Но, как бы то ни было, отчисление пошло юноше только на пользу. Вернувшись домой, Сальвадор с головой погрузился в работу и вскоре не только снял с Бунюэлем «Андалузского пса», но и подготовил те самые картины для выставки.
– Я бы хотел заключить с Дали контракт на полгода на тысячу франков ежемесячного гонорара. – Камиль Гоэманс отставил в сторону пустой бокал и, щелкнув пальцами, заказал еще вина. – А также я готов организовать персональную выставку вашего друга.
Широкое лицо Бунюэля расплылось в улыбке.
– Это отличные новости! Думаю, вам нужно поехать с нами к малышу Дали и рассказать об этом ему самому. Мы с Магриттами и Элюарами как раз собираемся в Кадакес.
– Позвольте спросить, Поль Элюар едет с очередной подружкой? Или с супругой и третьим членом семьи? – разливая по бокалам только что принесенное гарсоном вино, многозначительно вскинул бровь арт-агент, демонстрируя хорошее знание предмета.
Впрочем, все, кто вращался в среде парижской богемы, близкой к кругу сюрреалистов, были так или иначе осведомлены о перипетиях жизни семейства Элюаров. Большой любитель фотографии, известный в Париже поэт-сюрреалист Поль Элюар предпочитал снимать супругу обнаженной. Жена ему вдохновенно позировала, принимая соблазнительные позы, и муж нередко демонстрировал эти снимки в среде коллег по цеху. В кафе на Монмартре ходили по рукам картинки с обнаженной мадам Элюар, и автор снимков снисходительно принимал восторженные отзывы друзей о статях и прелестях своей дражайшей половины. При этом он зорко следил, у кого из приятелей загорится на нее глаз, ибо устал от скучных семейных отношений и жаждал новизны, которую мог бы внести в их брак еще один партнер. Так в постели Элюаров оказался австрийский художник Макс Эрнст.
Знакомство произошло спонтанно. Поэт-сюрреалист, очарованный работами австрийца, прихватил жену и без приглашения отправился в Австрию, знакомиться с Эрнстами. Парижских гостей радушно встретила жена художника Мари, замотанная жизнью женщина, все дни посвящавшая заботе о муже и сыне, а также унылой государственной службе, необходимой для того, чтобы ее Макс мог ни в чем не нуждаться и творить шедевры. Свои полотна Эрнст мастерил в основном ножницами и клеем, создавая в высшей степени непредсказуемые коллажи.
Он просто брал самые разные журналы – глянцевые, научные, детские, рекламные – и резал на разноцветные полосы. Обрезки, не глядя, доставались из кучи и наклеивались в беспорядке на картон, тем самым создавая причудливые картины, исполненные глубокого смысла. Правда, чаще все же получались невыразительные аляповатые аппликации, напоминающие неумелые поделки дошкольника, и даже у терпеливой преданной Мари язык не поворачивался назвать творения мужа искусством. Все чаще и чаще уставшая женщина роптала на судьбу и требовала, чтобы Макс перестал валять дурака, оставил клей и ножницы и устроился наконец на работу, которая даст ему возможность прокормить семью.
Нытье жены казалось еще противнее на фоне восторга Элюаров по поводу его работ, и австриец, насмотревшись эротических фотографий гостьи, всерьез ею увлекся. Поль, с момента приезда в Австрию не спускавший с высокого смазливого блондина с повадками шаловливого мальчишки влюбленных глаз, был на вершине блаженства. Он вскоре присоединился к любовникам, заявив, что таков был их с женой первоначальный уговор. Некоторое время троица беззаботно жила в доме Эрнстов на иждивении безропотной Мари. Жила до тех пор, пока эта грубая деревенщина, чуждая высоких духовных исканий, не устроила безобразную сцену, в ходе которой обозвала мадам Элюар мерзкой ведьмой, заграбаставшей себе сразу двух мужиков, и потребовала, чтобы та убиралась ко всем чертям и больше на пушечный выстрел не подходила к их дому. Обиженные парижане отбыли во Францию. Вместе с ними уехал и Эрнст.
Наблюдавшие за развитием событий парижские сюрреалисты находили, что австриец неплохо устроил свои дела: привыкшие жить на широкую ногу, Элюары спускали за летний сезон на курортах приличные суммы, и для едва сводящего концы с концами Макса Эрнста они были просто даром небес. Вскоре жизнь странной троицы пошла по накатанным рельсам. Один день ничем не отличался от череды других. В то время как Поль просиживал целыми днями в конторе отца, продавая земельные участки и зарабатывая деньги для содержания разросшейся семьи, его супругу нещадно пилила свекровь, быстренько смекнувшая, что к чему.
Если бы мадам Грендель могла повернуть время вспять, она бы ни за что не пошла на эту авантюру, упросив Леночку Дьяконову приехать в Париж, чтобы выйти замуж за ее мальчика. А всему виной эта ужасная война! Вернувшись со швейцарского курорта, Эжен заявил, что завтра же запишется на фронт ополченцем. И тут вдруг пришло письмо от его русской пассии, не дававшей Эжену в Клаваделе прохода. В памяти перепуганной матери всплыли слова кастелянши, уверявшей, что мадемуазель Дьяконова обладает поистине дьявольской энергией, способной свернуть горы, поворотить реки вспять и даже женить на себе Эжена. Достаточно повнимательнее взглянуть на нее, чтобы понять: щуплая некрасивая русская с глазами наглой кошки добьется всего, чего пожелает. Мадам Грендель в тот момент казалось, что стоит Леночке стать женой Эжена, и она ни за что не отпустит ее мальчика на фронт. И французская матрона ответила на письмо Леночки, церемонно упрашивая мадемуазель Дьяконову приехать в Париж в качестве невесты ее сына. Для Эжена эта новость стала скорее неприятным сюрпризом, чем радостью. Он вовсе не собирался связывать себя никакими обязательствами, тем более со случайной знакомой, которую уже забыл как зовут.