Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лицо женщины ожило так же внезапно, как и застыло. Бледные губы тронула улыбка, на круглых щеках заиграли ямочки, отчего доктор Левандовская сделалась почти красивой. Глаза озарились зеленым светом, и хозяйка кабинета ласково проговорила:
– Ты змей-искуситель, Вахтанг Илларионович, – она перегнулась через стол и провела рукой по щеке мужчины. – И всегда был таким. Коварным соблазнителем. Помнишь, как бросил профессор-искусствовед Вахтанг Горидзе доктора психиатрии Тому Левандовскую?
– Тома, Томочка! – забормотал профессор, ловя губами и исступленно целуя ее пальцы. – Ты же знаешь, я не мог с тобой остаться. Жена болела, сын стал от рук отбиваться.
– Конечно, я все знаю, – невозмутимо откликнулась Левандовская, убирая руку от его лица. – Ты не мог. А я страдала, ночей не спала. Все думала, вернешься ко мне. А ты не вернулся. Не захотел.
– Хотел, очень хотел, но не смог, – вымученно улыбнулся Горидзе.
– Не захотел, не смог – какая разница? Дело прошлое. Давай обсудим детали твоего нынешнего предложения.
Благополучно избежав скользкой темы, искусствовед приободрился и с воодушевлением заговорил:
– Я тут просмотрел твои выкладки, Томка, и подумал, что начать стоит с кого-нибудь из ребят, которых ты описываешь в диссертации. Все-таки это уже готовый научный материал, про этих людей все известно и ясно, в каком направлении к ним подступаться и куда вести.
– Я смотрю, Вахтанг, ты лучше меня разбираешься в психиатрии, – усмехнулась Левандовская, допивая остатки чая. – Тогда зачем тебе я?
– Да ладно, Том, не скромничай, – поерзал на стуле собеседник. – Без тебя ничего не получится. Ты, как Гала Дали, должна взять талантливых безумцев за руку и повести в наше светлое будущее.
– Наше? – В глазах Левандовской вспыхнула робкая надежда, и женщина дрогнувшим голосом уточнила: – Я не ослышалась, Вахтанг? Ты снова хочешь быть со мной?
– Том, ну что ты в самом деле, – он страдальчески закатил глаза. – Я же сказал – не могу. Хочу – но не могу. Я и сам все это время мечтал быть с тобой, да ребенок у меня родился. Совсем маленький, грудной. Как я из семьи уйду?
– Ребенок? – глухо переспросила Левандовская. – Твоя жена недавно родила? Ирина все-таки выздоровела? Я очень за вас рада…
– Не та жена родила, не Ирина, – не зная, куда деть глаза, путался в показаниях профессор. – Другая жена, Юля. С Ириной я развелся.
– Чтобы жениться на Юле? А мне говорил, что ни за что Ирину не оставишь.
– Пришлось. Ты же знаешь, Тома, что жизнь – штука жестокая. Обстоятельства бывают сильнее нас, – окончательно смутился искусствовед. – От нас вообще ничего не зависит. И хватит об этом. Давай поговорим о деле. Так ты готова быть Галой?
– Чьей Галой? – горько откликнулась Левандовская. – Ты крайне невнимательно прочел мою диссертацию, если так ничего и не понял. У каждого Дали должна быть своя Гала. Своя муза. Все строго индивидуально. И, между нами говоря, именно в правильно подобранной «Гале» заключается секрет успеха любого «Дали».
– Этим мы и будем заниматься, – вдохновенно подхватил Горидзе. – Подбирать для гениев муз. И вскоре наводним все сферы человеческой деятельности управляемыми гениями, несущими для корпорации «ПроБиркин» золотые яйца. Должно получиться нечто грандиозное. Ну-с, перейдем к подбору подходящей кандидатуры. Кого из своих пациентов ты видишь в роли Дали?
– Полагаю, – доктор Левандовская, усмехнувшись и кинув на собеседника понимающий взгляд, придвинула к себе его нетронутую чашку и сделала из нее большой глоток. – Полагаю, что проще посмотреть, в каком состоянии каждый из описанных мною пациентов в настоящий момент находится, и, исходя из этого, уже делать выбор. Надеюсь, ты понимаешь, что это информация закрытая, и, посвящая тебя в истории болезней, я совершаю должностное преступление?
– Да ну, Тома, я тебя умоляю, – лицо профессора исказил животный страх. Теперь, когда дело, казалось, на мази, было никак невозможно получить отказ по такому ничтожному поводу, как врачебная этика. – Кому нужны эти больные? В твоей, Том, лечебнице скорее сдохнешь, чем вылечишься. А мы поможем несчастным безумцам почувствовать себя людьми. Не просто людьми, а гениями.
– Ох, Вахтанг, Вахтанг, – она погрозила собеседнику пальцем. – Ты всегда умел меня уговорить.
Допив вторую чашку чаю, доктор развернулась к компьютеру, опустила руки на клавиатуру и проворно забегала подушечками пальцев по клавишам, делая запрос. На экране появилась таблица, и Левандовская приникла к дисплею, вчитываясь в сводки.
– Пациент под номером один скончался в прошлом году в Вологодской лечебнице от пневмонии, пациент номер два был убит в уличной драке. Третий и четвертый эмигрировали из страны. Остается номер пятый. Портнов Илья. Я вижусь с ним довольно часто. Парень лечится амбулаторно. Портнов до сих пор на лекарствах, только тем и спасается.
– И чем пациент номер пять уникален?
– Напрасно иронизируешь. Портнов – гений математики. Он блестящий программист. Перед тем как попасть ко мне, практически закончил работу над программным обеспечением, которое обещало стать посильнее, чем «Майкрософт». К тому же великолепно разбирается в экономике и социологии, а если конкретнее – в теории игр, включающей в себя эти науки.
– Теория игр? Никогда не слышал. Что за штука такая?
– Образно говоря, это такое направление математики, которое занимается тем, что изучает способы сделать лучший ход и в результате получить как можно больший кусок выигрышного пирога, оттяпав часть его у других игроков. Теория игр учит подвергать анализу множество факторов и делать логически взвешенные выводы. Илья подавал большие надежды в этом направлении, пока не попал ко мне в возрасте пятнадцати лет из интерната для одаренных детей в Долгопрудном.
– Очень интересно, – Горидзе подался вперед. – Что же в интернате для одаренных детей пошло не так? Отчего наш гений подвинулся рассудком?
– Это случилось не в самом интернате. В котельной на территории. Давай я поставлю запись гипнотического сеанса. Сам все услышишь.
Психиатр поднялась из-за стола и направилась к стеллажу с многочисленными ящиками, напоминающими картотеку. Выдвинув нижний ящик, достала мелко подписанный прозрачный прямоугольник пластиковой коробки, вынула из нее аудиокассету и, приблизившись к тумбе с техникой, вставила пленку в магнитолу. Нажав на клавишу воспроизведения, вернулась к рабочему столу, опустилась в кресло и, услышав из динамика шипение, за которым последовал ее собственный голос, сопровождаемый металлическим стуком метронома, отвернулась к окну.
– Двадцать второе сентября две тысячи десятого года. Сеанс гипноза проводит доктор Левандовская. Пациент – Илья Портнов тысяча девятьсот девяносто пятого года рождения. Пять, четыре, три, два, один. Илья, ты меня слышишь? Илья! Говори, я приказываю! Говори все, что вспомнишь!
– Я не хотел туда идти, это Пантера! – после непродолжительной паузы сдавленно проговорил ломающийся мальчишеский голос. – Я должен ее слушаться, она дольше живет в джунглях. Она опытнее.