— На финишной прямой все станет на свои места, — говорил Пэдди. — От последнего барьера еще скакать и скакать... Только у Аладдина хватит сил, чтобы рвануть как следует.

— Ну да, — возразил Гритс. — Раковой Шейке тоже резвости не занимать...

С угрюмым видом я перебирал страницы справочника, наверное, уже в сотый раз и случайно в разделе общей информации наткнулся на карту ипподрома в Чепстоу. Здесь были карты-схемы всех основных ипподромов страны с изображением формы скакового круга, расположения барьеров, трибун, стартовых ворот и финишных столбов. Раньше я уже смотрел карты Ладлоу, Стаффорда и Хейдока, но ничего общего в них не нашел. Карт Келсо и Седжфилда в каталоге не было. После раздела карт на нескольких страницах шла информация об ипподромах, длине скаковых кругов, давались имена и адреса хозяев, лучшее время, показанное на этих ипподромах, и тому подобное.

Чтобы чем-то заняться, я открыл параграф, посвященный Чепстоу. Слова Пэдди «от последнего барьера еще скакать и скакать» были облачены в цифровую форму: двести тридцать метров. Я проверил Келсо, Седжфилд, Ладлоу, Стаффорд и Хейдок. На всех этих кругах финишная прямая была гораздо длиннее, чем в Чепстоу. Тогда я сравнил финишные прямые на всех ипподромах, упомянутых в справочнике, финишная прямая на центральном ипподроме страны «Эйнтри Гранд Нэшнл» была второй по длине. Самая же длинная — в Седжфилде, а на третьем, четвертом, пятом и шестом местах шли Ладлоу, Хейдок, Келсо и Стаффорд. На этих ипподромах финишная прямая как минимум равнялась тремстам шестидесяти метрам.

Итак, география здесь ни при чем. Почти наверняка ясно, почему люди, которых мы ищем, выбрали именно эти пять кругов: в каждом случае от последнего барьера до финишного столба надо было скакать больше трети километра.

Это была уже какая-то зацепка, пусть маленькая, — в общем хаосе наконец-то проступило логическое звено. Настроение у меня немного поднялось, я захлопнул справочник и в четыре часа вместе со всеми вышел во двор под назойливый, моросящий дождь и, как всегда, провел по часу с каждым из моих подопечных. Я чистил их до блеска, переворачивал и аккуратно стелил соломенные подстилки, таскал воду, держал им голову, когда с проверкой приходил Инскип, поудобнее укрывал их на ночь попоной и, наконец, скармливал им ужин. Как обычно, освободились мы только к семи часам, к восьми покончили с ужином, переоделись, а потом, набившись всемером в дышащий на ладан «остин», затряслись в сторону Слоу.

В баре, естественно, все шло своим чередом, бильярд, стрелки, домино, хвастливые россказни, беззлобные подначки. Я сидел и терпеливо ждал. Около десяти часов, когда парни уже опустошали свои стаканы и подумывали о том, что завтра рано вставать, в сторону двери направился Супи и, увидев, что я слежу за ним, головой кивнул мне на выход. Я поднялся, вышел следом и нашел его в туалете.

— Вот держи. Остальное во вторник, — безо всякого вступления буркнул он и, скривив губы, глядя на меня со свирепым прищуром — для пущего впечатления, — протянул толстый коричневый конверт. Я положил его во внутренний карман кожаной куртки и кивнул Супи. Потом, ни слова не говоря, не улыбаясь, я окинул его пристальным — мы тоже не лыком шиты — взглядом, повернулся на каблуках и ушел обратно в бар. Вскоре вернулся туда и он.

Вместе с парнями я снова забрался в «остин», и он повез нас по тряской дороге к конюшне, к теплой кровати, а на груди у меня уютно покоился конверт с семьюдесятью пятью фунтами и пакетиком белого порошка.

Октобер окунул палец в порошок и лизнул его.

— Я тоже не знаю, что это такое. — Он покачал головой. — Отдадим на анализ.

Я наклонился, погладил его собаку и почесал ей за ушами.

— Вы взяли у него деньги, и, если теперь не дадите лошади допинг, это будет большой риск. Вы понимаете?

Я усмехнулся.

— Не вижу ничего смешного, — серьезно сказал он. — Эти люди, когда захотят, могут так отделать ногами... Если вам сломают несколько ребер, пользы от этого не будет никому.

— Видите ли, — произнес я, выпрямляясь, — мне кажется, будет лучше, если Искрометный не выиграет... Мною едва ли заинтересуются нужные нам люди, если узнают, что я кого-то уже обвел вокруг пальца.

Вы правы. — В голосе его послышалось облегчение. — Искрометный должен проиграть. Но как быть с Инскипом? Не могу же я сказать ему, чтобы он велел жокею натянуть поводья?

— Не нужно этого делать, — убежденно сказал я. — Вы поставите их под удар. А если виноват буду я, это не страшно. Лошадь не выиграет, если завтра утром я подержу ее без воды, а потом напою из полного ведра прямо перед заездом.

Он озадаченно взглянул на меня.

— Я вижу, вы кое-чему научились.

— У вас бы волосы встали дыбом, услышь вы то, что слышу я.

Он улыбнулся.

— Ну хорошо. Наверное, другого выхода у нас нет. Интересно, что подумали бы в национальном Жокей-клубе о стюарде, который вместе со своим конюхом замышляет остановить фаворита? — Он рассмеялся. — Родди Бекетта я предупрежу... А ведь для Инскипа, для конюхов смешного тут будет мало — они, скорее всего, будут ставить на Искрометного. Я уж не говорю о всех остальных — люди просто потеряют свои деньги.

— Это верно, — согласился я.

Он сложил пакетик с белым порошком и сунул его обратно в конверт с деньгами. Семьдесят пять фунтов мне выплатили новенькими пятерками с последовательно идущими номерами — кто-то здорово сглупил. Мы договорились, что Октобер заберет деньги и попробует узнать, на чье имя они были выданы.

Я рассказал ему, что все скаковые круги, где победили одиннадцать лошадей, имеют длинные финишные прямые.

— Похоже, они все-таки использовали какие-то витамины, — задумчиво произнес он. — При анализах на допинг выявить их невозможно, потому что, строго говоря, они и не являются допингом, а просто пищей. Вообще, в вопросе о витаминах много неясного.

— Они увеличивают выносливость? — спросил я.

— Да, и очень сильно. Особенно эффективно они воздействуют на лошадей, которые «умирают» на последнем километре, а, как вы отметили, все одиннадцать лошадей принадлежат именно к этому типу. Фактически мысль о витаминах была одной из первых, но пришлось от нее отказаться. Верно, они помогают лошади выиграть, когда впрыскиваются в кровь большими дозами, а с помощью анализов их не обнаружишь — расходуются на победу. Но витамины не возбуждают лошадь, не приводят ее после заезда в такое состояние, словно из ушей у нее вот-вот польется бензедрин... — Он вздохнул. — Не знаю, не знаю...

С сожалением я сообщил, что из фолианта Бекетта не почерпнул ничего нового.

— Мы с полковником на это особенно и не рассчитывали, — признался он. — На прошлой неделе мы много с ним беседовали. Конечно, в свое время проводились тщательные расследования, а вдруг что-то все же ускользнуло от нашего внимания? Было бы неплохо вам переораться в конюшню, где содержалась какая-нибудь из одиннадцати лошадей, когда ей ввели допинг.