Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто эти люди? — дивилась я во все глаза рассматривая несчастных.
— Мятежники, готовили покушение на короля Сисиванг Вонга, — вдруг произнес голос надо мной.
Оборачиваюсь и вижу знакомое лицо. Крупный нос с горбинкой, блестящие черные глаза и пышные усы над губой.
— Как поживаете, месье Абусария, — поздоровалась я.
Это был Махавир Абусария, мамин поверенный, и старый друг семьи. Он часто приезжал к нам раньше, играл со мной и сестрой и братом в крикет. Я окинула его взглядом. Махавир был одет в длинный индийский пиджак шервани белого цвета, застегнутый на все пуговицы, белая чалма с крупной брошью украшала его голову, он был спокоен и необыкновенно вежлив.
— Юная мадемуазель Киара, — поприветствовал он меня, складывая ладони в индийской манере, — я как раз направлялся к вам домой поговорить с вашей сестрой.
— Джи целый день не будет дома, вернется к вечеру.
Месье Абусария задумался.
— Тогда возможно, я мог бы поговорить с вами?
Я удивилась. Обычно все вопросы он решал с отцом.
— Конечно, месье Абусария, я внимательно слушаю.
Индиец повернул голову, словно высматривая что-то, а затем произнес.
— Думаю, нам будет гораздо приятнее беседовать не на дороге. Прямо напротив вижу приличное французское кафе, я там бывал раньше, их бламанже понравилось даже мне, коренному жителю Индии. Не хотите ли зайти туда?
Я покрутила рукоять зонтика у себя на плече. Мне совсем не хотелось задерживаться еще дольше, я должна встретиться с Эдвардом и все ему рассказать, но и старого друга не могу обделить вниманием. Видимо прочитав замешательство на моем лице, месье Абусария произнес:
— Это не займет много времени, я и сам спешу, еду на станцию, — и он указал в сторону черной машины, на заднем сидении которой громоздились чемоданы.
— Вы уезжаете, месье? — удивилась я.
— Пройдемте, все-таки сядем, и я все вам расскажу — настаивал он, и я согласилась.
Мы перешли дорогу и стали подниматься по белым ступеням кафе. Швейцар у дверей окинул индийца оценивающим взглядом, по одежде и манере держать себя он сразу понял, что месье Абусария не слуга, потому широко распахнул перед нами ставни, и мы вошли внутрь. Столик выбрали у открытого окна, выходящего не на дорогу, а во внутренний дворик, зеленый и тенистый с гуляющими по нему розовошейными голубями.
— Знаете ли вы о наследстве? — начал с ходу месье Абусария, едва официант отошел от нас.
От этих слов я поначалу потеряла дар речи.
— О чем вы говорите, месье Абусария, о каком наследстве?
Индиец сложил руки перед собой, темно-шоколадная кожа его лица, шеи и рук особенно ярко выделялась на фоне белой одежды и белых занавесок на окнах.
— Ваша мать доверила мне это дело незадолго до своей кончины, — начал он, — каждому из своих детей она оставила равную долю. Это где-то по восемьсот тысяч пиастров.
Сердце мое забилось сильнее. Восемьсот тысяч пиастров?! Я тогда могла бы уехать из дома, начать другую жизнь.
— Подождите, месье Абусария, вы хотите сказать, что и мне и Джи и Даниэлю полагается по восемьсот тысяч?
Индиец кивает и говорит медленно:
— Да, госпожа. Все верно.
— Но почему отец никогда не говорил нам об этом? Почему? — недоумеваю я.
— Почему же? Ваш старший брат Даниэль прекрасно об этом знает, — кивает головой Абусария, — согласно завещанию, он получил свою долю, едва стал совершеннолетним.
— Правда?
— Да. Но насколько я слышал от вашего отца, Даниэль растратил эти средства еще во время своей учебы в Англии. А для получения денег вами и вашей сестрой мадам Кашви Марэ поставила одно условие, — тут индиец сделал паузу, так как официант принес нам наш заказ — два лимонада со льдом и бламанже.
Я же, хотя и желала отведать коронное блюдо этого кафе, вдруг потеряла аппетит. Значит мама оставила нам с сестрой наследство, а мы об этом даже не знаем? Мне не терпелось узнать условие, при котором я могу вступить в наследство, но месье Абусария на время с головой ушел в поедание белого прохладного десерта, и я решила последовать его примеру.
— Так что за условие? — напомнила я чуть погодя.
Индиец аккуратно, не торопясь, протер салфеткой рот, в особенности усы, и, вновь сложив руки перед лицом, произнес:
— Брак.
Я захлопала глазами, не понимая.
— Простите, что вы сказали, месье Абусария? Брак? Вы имеете в виду замужество?
— Совершенно верно, госпожа, — качнул он головой в чалме, — ваша матушка хотела, чтобы эти деньги пошли в качестве вашего приданного. Для госпожи Джии и вас. Наследство можно получить только после заключения брака.
Плечи мои поникли. Почему такое условие? Для брата не было подобного, он получил свое наследство свободно, для нас же с Джи брак и свобода от отца означало одно и то же. Другого варианта нет. Не видела иной судьбы для своих дочерей и Кашви Марэ.
— Джи еще не знает об этом?
Абусария качает головой.
— Нет, хотел сегодня ей все рассказать перед отъездом.
— Вы уезжаете? — удивилась я.
— Да, через два дня отплывает пароход в Калькутту. В Индокитае становится неспокойно, госпожа, — он понизил голос, — насколько я знаю, госпожа Джия скоро вступит в брак.
— Они с мистером Томпсоном хотели обручиться, — отвечаю.
— Я бы посоветовал им поторопиться с браком. Финансовая ситуация в мире так же весьма непростая. Хорошо бы снять эти деньги, как можно скорее.
— Думаю, если вы сообщите об этом Джи, она подумает об этом. Но сомневаюсь, что свадьба будет раньше весны.
Индиец устремил задумчивый взгляд вперед, мимо меня.
— Ну что ж. В любом случае, я передам сегодня ей все документы. Деньги она сможет снять в любом британском банке при предъявлении свидетельства о браке. То же касается и вас, госпожа Киара. Поторопитесь с этим вопросом, иначе, боюсь, эти деньги превратятся в ненужные фантики.
Мы встали и пошли к своим машинам. Офицеры давно ушли, и движение на дороге возобновилось.
— Вот документы на наследство вас и вашей сестры, госпожа Киара, — говорит индиец и передает мне черную папку, — мадам Кашви хотела, чтобы я передал эти документы вашим будущим мужьям, но ситуация вынуждает меня спешно возвращаться в Индию, и приеду ли я обратно в Лаос — большой вопрос. Вы ведь передадите их госпоже Джии?
— Конечно месье Абусария, — киваю я с охотой, — я все расскажу сестре.
— Тогда желаю вам