машину открывает, другой – моет, третий – в моторе копается, четвертый – за руль садится, пятый – смотрит, чтоб тот, кто моет, в моторе не копался, шестой – чтоб тот, кто открывает – не мыл, седьмой – чтоб тот, кто следит за тем, чтоб тот, кто моет, не следил за тем, чтоб тот, кто открывает, не мыл, восьмой – наоборот, девятый тебе улыбается, а десятый, чтоб тот, кто в моторе копается, тебе не улыбался, и чтоб тот, кто тебе улыбается, в моторе не копался, ну и так далее. До бесконечности. Народу много, и всех надо занять. И у нас то же самое. Один стрелку налево рисует, другой – направо, третий следит, чтоб левострелочник стрелку направо не рисовал. Скучно все это. А КПД при этом – 1 %.

У меня приятно плыла голова от «Мартини» и Аллин спич ложился в голову мягко и как-то слоями, как туман. Красиво.

– И?.. – спросила я.

– И вот, – Алла отхлебнула, облизнулась алым (аллино-алым) язычком и продолжила. – Есть, Дусь, другой уровень. Объясняю. Проработал какой-нибудь дядя десять лет, скажем, министром. Не будем говорить чего. Чего угодно. Десять лет – это примерно 3650 дней. Предположим, три тысячи из них он работал. А это значит, что каждый день у него было минимум по десять деловых встреч. Я условно говорю. И в отпуске, и на выходных он с кем-нибудь водку пил и в бане парился. Например, с другими министрами, или с коммерсантами, или с женами министров, или с любовницами коммерсантов, или еще с кем-нибудь. Разговоры с ними разговаривал, перегаром они друг на друга дружески дышали. И вот он тридцать тысяч раз встретился с разными людьми официально и еще десять тысяч раз неофициально. А потом министр этот уходит. И ждет. Это называется «сидеть в шкафу». Что есть у министра, пока он сидит в шкафу до нового назначения? Опять же – условно: у него есть записная книжечка. В книжечке – телефончики. Что делает министр? Торгует телефончиками. Звонками. Очень-очень дорогими. В принципе можно с такой книжечкой и на пенсию уходить. Счастливая старость. А сколько в мире таких книжечек? А? Много, очень много, Дусь. И суть в том, чтобы клиент «Х» из Гондураса во время «Y» набрал нужный номер, один из четырех тысяч, клиенту «Z» в Гонолулу. И если комбинация «X-Y-Z» срабатывает, то, например, можно начать какую-нибудь очередную мировую войну, если она кому-нибудь выгодна, а можно ее закончить, если это опять же кому-нибудь выгодно. Можно какой-нибудь Советский Союз или Евросоюз организовать, а можно и развалить.

– Евросоюз развалить? – улыбнулась я.

– Легко. Там и разваливать-то нечего… Только это сейчас никому не нужно. Не пришло время «Y». И «Х» «Z»-у не звонит, потому что этим пока вплотную не занимается Дуся Русакова. Я – условно. «Х», «Y» и «Z» должны собраться в одной точке «Py». А там прекрасная леди, леди Ру сделает свое дело – и мир немножко изменится. Или даже множко. Но ты, Дусь, представляешь, какая должна быть проделана предварительная работа?

Я вздохнула:

– Это уже, Ал, геополитика какая-то. Не люблю я все это.

– И правильно. О геополитике только недалекие мужчины рассуждают. Извини, а знаешь, почему они так долго в туалетах сидят? Потому что они там думают о геополитике. Штаны приспустят, сядут на стульчак, тужатся и думают, думают о геополитике. Как Евросоюз Америку делает, а Китай делает Евросоюз, как мы делаем Китай, а нас – обратно Америка и так далее, в том же унитазно-задумчивом духе. Ястребы голожопые. Извини за грубость. Геополитиков сейчас – как пиарщиков. А пиарщиков – как индусов вокруг машины. Это все, как говорят эфэсбешники – «для людей».

– А Тимур – эфэсбэшник?..

– Всенепременно. А как же! И я тоже. Как же без этого. Тимурыч – рука Кремля. Правая. А я – нога. Левая.

Алла приподняла юбку до колена:

– Видала?

Нога у Аллы была стройная. Я сказала:

– Я серьезно.

– И я серьезно. И ты – эфэсбэшница.

– Я – не эфэсбэшница… – сказала я. Получилось слегка неуверенно.

– Это тебе так кажется. А на самом деле (ненавижу я это выражение!) я тебя давно уже завербовала.

Алла улыбнулась. Я тоже. Она сказала, улыбаясь опять одними глазами:

– Я не шучу. Ты думаешь, для этого нужно вписать тебя химическим карандашом в амбарную книгу, выбить подпись под пыткой и поставить котбегемотовскую печать «уплочено»? Нет. Все проще. Я же тебе сказала: «Я – ведьма». Ведьма – она на то и ведьма, чтобы вербовать.

Алла взяла мобильный, пощелкала, сказала:

– Слушай.

Из мобильника раздалось:

«Он завтра… то есть – сегодня в шесть приедет осматривать помещение. Я на встречу не пойду. Я уже все подписала.

Пауза.

– В шесть?

– Ну.

– Вечера?

– Нет, утра.

– Обана. Спасибо за информацию.

– Федь, ты что?! Федь, ты… Федь, ты не дури…

– Все нормально. Я им устрою свидание.

– Федь, не надо…

– С предками, сука. Значит, в шесть?..»

Алла выключила мобильник. Она по-прежнему улыбалась:

– Дусь, ты не думай, это никакой не шантаж. Ты не виновата. Все нормально. С этим твоим Храпом, конечно, вышел прокол. Вовремя не прослушали. Тимур три пули получил. Навылет, слава богу. Бывает.

Я мгновенно, вспышкой, отрезвела. Я не чувствовала ничего, кроме искреннего удивления. Скорее изумления с оттенком отчаяния. Я не понимала главного.

– Слушай, – сказала я. – Скажи мне: зачем вам я? Я толстая. Мне уже за тридцать. Я – провинциалка. Я тихо торговала пивом. У меня неустроенная личная жизнь. Я устала. Мне всю жизнь не везет, – слезы подкатили, и заломило в горле. – Вон в метро сколько красивых… стройных. А я… Я уже… Я уже пять лет не читала ничего…

Я зарыдала:

– Я Тютчева уже… наизусть не помню. «И груду писем… разбирала…» А дальше – забыла… А тут вы… Иксы какие-то, игрики, Евросоюзы, книжки телефонные… Я не понимаю… Я не смогу все это…

Мы сидели на ковре. Я рыдала в голос. Алла гладила мою голову и приговаривала:

– Ты все поймешь и все сможешь. И все будет хорошо. Ленка тебе что говорила? У тебя на лбу написано: «Ве-зу-ха». Говорила? Говорила. Вот и я тебе то же самое говорю. Ты – уникум. И мы тебя нашли. А ты нас. Меня. Мы теперь с тобой подруги. И нас – трое. Вместе с твоей Ленкой. Да? Как ты там думала? Блондинка, шатенка и рыжая. Думала так?

– Ду… думала…

– Вот и хорошо. Ты в банк ходила?

– Нет еще.

– Иди, сходи. Надо деньги тебе взять. Он еще, – она посмотрела на часы, – полчаса работает. Пойдем, я тебя отведу. Умойся и пошли. Кредитку не забудь.

Мы вышли на улицу, не торопясь прошли в сторону Зубовской. Около банка Алла сказала: