Николай Николаевич был крайне неразборчив в людях и зачастую доверял ответственные посты либо абсолютным бездарям, либо проходимцам. Об их роли в кампании еще предстоит сказать. Совершенно неожиданным для многих оказалось назначение на должность начальника штаба Дунайской армии генерала от инфантерии А. А. Непокойчицкого, который до войны занимал скромную должность шефа 54-го Минского полка. Артуру Адамовичу было далеко за шестьдесят; с изрядной сединой в усах, зачесанных назад волосах и круглых бакенбардах он производил впечатление бодрого старика, хотя фигура и казалась сгорбленной. Непокойчицкий протащил за собой с добрый десяток прихлебателей, создававших суету в штабе без видимых результатов. Генерал, ценивший более всего собственное спокойствие, служил буфером в нередких столкновениях главнокомандующего с военным министром, а позднее и с Э. И. Тотлебеном. Царь заверил брата, что в управление войсками вмешиваться не будет, и крепко держал свое обещание. «...Нельзя не пугаться, – записал в своем дневнике Д. А. Милютин, – когда подумаешь, в чьих руках теперь это решение».

После разгрома апрельского восстания тысячи беженцев покинули Болгарию, и как только на горизонте забрезжила возможность вновь сразиться за поруганное отечество, многие из тех, кто был способен носить оружие, отправились в Кишинев, где под видом почетного конвоя главнокомандующего шло формирование болгарского ополчения. Во главе его был поставлен талантливый генерал русской армии Н. Г. Столетов. Неизвестно, как бы сложилась судьба Николая Григорьевича, если бы после окончания Московского университета он не отправился добровольцем для участия в Крымской войне 1853– 1856 годов. Уже тогда общественное мнение относило его к образованнейшим людям России. Прекрасное знание нескольких европейских и восточных языков позволяло Столетову хорошо ориентироваться в мировых событиях.

Свою службу он начал рядовым солдатом, причем выказал в сражениях замечательные образцы храбрости, за что был награжден высокой солдатской наградой – Георгиевским крестом, произведен затем в унтер-офицеры и закончил войну, имея офицерский чин. Свое военное образование Столетов завершил в Академии Генерального штаба. Благодаря своей храбрости, высокой образованности и добропорядочности он быстро завоевал заслуженный авторитет среди военных. С приближением войны с Турцией на Балканах в ноябре 1876 года Милютин поручил Столетову приступить к формированию болгарского ополчения из русских и болгарских добровольцев. Он лично осуществлял отбор лучших и опытных в военном деле офицеров. Русские офицеры и унтер-офицеры, занимавшие в ополчении должности командиров, с большой энергией взялись за боевую подготовку болгарских ополченцев.

Все, кто имел возможность наблюдать за обучением болгарских дружин, отмечали необыкновенное усердие и понятливость ополченцев. Напряженная программа одиночного курса подготовки была пройдена менее чем за месяц, а затем настал черед тактических учений. В письме к родителям прапорщик 5-й дружины Максюшенко сообщал: «С утра до вечера все учения и стрельбы, даже и в праздники то самое». Всего было создано шесть дружин, составивших три бригады.

Будет уместно заметить, что перспективы применения ополченцев рисовались русскому командованию весьма туманно. В начале военных действий болгарским дружинам предстояло нести охрану коммуникаций Дунайской армии. Непредвиденное развитие событий в корне изменило отношение к болгарам. Их помощь оказалась как нельзя кстати. Ополченцы рвались в бой и на деле доказали, что время, потраченное на боевую учебу, не прошло даром.

Относительно политического устройства послевоенной Болгарии государь высказался более чем определенно: «Мы идем в Болгарию, чтобы принести им свободу, а не революцию». Александр II имел полное основание для такого высказывания. Болгарское национально-освободительное движение было крайне неоднородным. Болгары, воспитанники славянских комитетов и учащиеся русских учебных заведений, дальнейшую судьбу Болгарии видели только в монархии и в союзе с Россией. Раскиданные по всей Европе эмигранты (Болгарская омладина) желали утвердить в послевоенной Болгарии республиканское правление. Люди, верой и правдой служившие угнетателям, имели свой взгляд на развитие ситуации. По их мнению, для десяти миллионов болгар наименьшим злом являлся патронаж Турции, слабеющий день ото дня. Временному правительству, куда входили известные патриоты Драгоман Цанков, Иван Вазов и другие, противостояло Одесское благотворительное общество.

Между этими группами шла постоянная борьба за влияние. Примечателен в этой связи инцидент, происшедший в начале мая 1877 года, когда русские войска уже подходили к Дунаю. Лидеры временного правительства обратились к соотечественникам с воззванием, в котором имелись и такие строки: «Народ болгарский! Ты сам устроишь свое правительство. Но до этого времени подчиняйся временному правительству, избранному патриотами». Одесситы выступили с не менее эмоциональным обращением, в котором упоминавшееся временное правительство называлось не иначе, как «фракция фантазеров». Усугублял раскол национальных сил некто Эммануил Богориди, рвавшийся безудержно на болгарский престол. Будучи человеком состоятельным, он много жертвовал на создание болгарских дружин и из кожи вон лез, чтобы завоевать доверие русского командования. Однако пыл претендента резко остудил князь А. М. Черкасский.

– Вы говорите по-болгарски? – задал он однажды вопрос Богориди.

В ответ прозвучало нечто невразумительное, и претендент более не возобновлял притязаний.

Князь Александр Михайлович Черкасский, гордившийся древностью своего рода, получил в среде военных корреспондентов прозвище «Бука». И только писатель Всеволод Крестовский, пользовавшийся неизменным доверием князя, был допущен в святая святых гражданского управления. В одном из номеров «Летучего военного листка», издаваемого Вс. Крестовским, князь поведал о задачах, которые призвано решать созданное им детище: «Я желаю только устроить сильную администрацию, возвратить порядок и предоставить массе населения возможность улаживать свои общественные и частные дела при торжестве новых христианских принципов управления. Все остальное полагал бы предоставить самому болгарскому народу, который потом разберется в финансовых, судебных и других делах. Чем меньше мы предрешим в этом смысле, тем меньшая ляжет на нас ответственность за несовершенное устройство. В будущем связь Болгарии с Россией-Освободительницей должна быть основана на высших соображениях, а не на мелочном и надоедливом вмешательстве во внутренние дела».

Резолюция императора на приведенном выше документе была до предела лаконичной: «Я именно этого и желаю». Таким образом принципиальный вопрос о послевоенном устройстве Болгарии был решен. В недружественных России странах раздался вздох облегчения – страна-победитель заранее отказывалась от намерения присоединить Болгарию к своим обширным владениям. Исчезла неясность и в кандидатуре правителя свободной Болгарии. Российский император стоял перед весьма сложной задачей. Династическая ветвь болгарских царей после пятивекового османского ига фактически пресеклась. Удовлетворить заинтересованные стороны мог только человек, к которому государь питал самые добрые чувства. До сих пор остаются загадочными обстоятельства, при которых принц Александр Баттенбергский23, родной племянник императрицы Марии Александровны, получил приглашение отправиться на театр военных действий, где, к слову, проявил незаурядную храбрость. Как показало время, одного этого качества оказалось недостаточно, чтобы управлять государством. Не подозревая, что он совершает великую ошибку, Александр II на протяжении всего своего пребывания в действующей армии оказывал молодому человеку внимание, достойное правителя государства. Тем самым другие претенденты на болгарский престол вскоре ушли в тень, а их имена перестали звучать.