Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вспомнился совет Милли. Они с мужем много лет прожили в спокойном согласии, и все же она не решалась признаться в давнем чувстве. А если бы ссорились на каждом шагу? Разве в этом случае она осмелилась бы открыть душу?
— Если бы вы обладали пышным бюстом, смысла, конечно, было бы больше. — Дэвид пожал плечами. — И все-таки надеюсь, что, в конце концов, найду кое-что приятное даже в вашей костлявой фигуре.
Хелена обиженно сжала губы.
— Для человека, крайне мало интересующегося моей персоной, вы потратили немало сил на попытки физического сближения.
— В этом заключается суть мужского характера. На самом деле ни один путешественник не горит желанием дойти до Южного полюса или пересечь Сахару — героям просто любопытно выяснить, чем закончится очередной безумный эксперимент.
— Безумный эксперимент, — медленно повторила Хелена.
— Именно. Продолжим?
— Вам придется подождать, пока мы поженимся по-настоящему, — ледяным тоном ответила она.
— Мистеру Мартину ждать не требовалось.
— Мистер Мартин со мной не спал.
Дэвид широко улыбнулся.
— Что ж, сделайте со мной то, что делали с ним, и я буду счастлив.
Хелена глубоко вздохнула.
— Вы грязная, отвратительная свинья, Гастингс.
За долгие годы ему приходилось слышать сравнения и более резкие, однако тон усталой обреченности поразил. Дэвид знал, что всегда оставался для мисс Фицхью не больше чем игрушкой — с навязанными условиями, как правило, неприятными, она справлялась изящно и беззаботно. А теперь вдруг оказалось, что хлопнуть по руке и убежать больше не удастся: отныне он стал для нее и настоящим, и будущим.
Отчаяние любимой отозвалось острой болью в сердце и ощущением безнадежной пустоты в душе. Как всегда, унижение заставило обратиться за помощью к грубости и даже непристойности. Эти ложные опасные друзья позволяли сохранить иллюзию легкомысленной уверенности в себе.
— За свою честность получаю лишь камни и стрелы яростной судьбы, — произнес Дэвид онемевшими губами. — Что ж, в таком случае придется перейти к конкретному описанию действий.
— Вас это не касается.
— Еще как касается. Видите ли, мне предстоит повторить каждое прикосновение, чтобы стереть с вашего тела отпечатки его пальцев.
Хелена улыбнулась с убийственным спокойствием.
— Не стоит и пытаться. Отпечатки его пальцев останутся на моем теле навсегда.
Гастингс медленно подошел, с каждым шагом становясь все выше, шире, опаснее. Впервые за все время их знакомства Хелена осознала, что до сих пор еще ни разу не сталкивалась с его гневом и даже не подозревала, на что способен этот человек в состоянии аффекта.
Голос, однако, оставался бархатным — настолько, насколько можно считать бархатным обтянутое мягкой тканью пушечное ядро.
— А я и не собираюсь пытаться, милая. Одно мое прикосновение навсегда уничтожит все низкие поползновения негодяя.
Дыхание остановилось.
— В его постели вы молчали, но в моей этого не случится. Будете кричать от удовольствия — снова и снова.
Если бы она сжала подоконник еще сильнее, то пальцы, наверное, не выдержали бы напряжения и сломались.
— Если вы закончили представление, то хотела бы остаться в одиночестве и отдохнуть.
Гастингс угрожающе навис над головой. На миг показалось, что он не обратит внимания на просьбу и грубо прижмет ее к стене. Но внезапно все изменилось: он пожал плечами и сразу стал обычным — таким, как всегда. Напряжение резко спало, и в груди Хелены образовалась странная пустота.
— Конечно. Желаю спокойной ночи и приятного сна. Не сомневаюсь, что кто-нибудь из горничных не откажется на пару часов вас заменить.
Теперь уже в наступление пошла Хелена. Ткнула пальцем в каменную грудь и возмущенно воскликнула:
— Я не в силах запретить вам романы на стороне, но шашней со служанками не потерплю!
— Какой ужас! Посягаете на самый удобный источник удовольствия. Даже не надо выходить из дома.
— Никаких горничных — раз и навсегда!
— Отлично. А как насчет экономки?
Миссис Маккормик была особой вовсе не старой — всего лишь около сорока — и при этом весьма привлекательной. Хелена поморщилась.
— Ни в коем случае.
Гастингс вздохнул, словно имел дело с неразумным ребенком.
— Может быть, заключим сделку? Вы развлекаетесь с моими лакеями, в то время как я флиртую с горничными. Разумеется, при этом я получаю право наблюдать за происходящим.
Хелена надеялась, что он шутит. Но Гастингс был таким законченным негодяем, что вполне мог придумать даже такое извращение.
— Нет. Ни с лакеями, ни с конюхами, ни с садовниками. Ни с кем, будь то в доме или за его пределами.
— Боже праведный, да так вы скоро превратитесь в миссис Монтит!
— Не сравнивайте меня с этой гарпией. Вовсе не собираюсь вас разоблачать. Но твердо намерена защищать служанок от грязных посягательств.
Сама того не замечая, Хелена упрямо наступала, а Дэвид пятился, и вскоре оба оказались там, где начали разговор: возле туалетного столика. С фотографии на рассерженную мисс Фицхью снова взглянула маленькая робкая девочка.
Бедняжка росла в окружении похоти и распутства.
— Когда я смогу познакомиться с мисс Хиллсборо?
Неожиданная смена темы Гастингса, казалось, озадачила. И определенно вызвала немалое удивление.
— Вы говорите о моей дочери? Хотите с ней встретиться?
— Конечно, хочу. Отныне я в ответе за воспитание девочки.
— Но прежде вы никогда о ней не спрашивали.
— Незаконнорожденный ребенок считается запретной темой для незамужней леди. Но малышка не виновата в обстоятельствах своего появления на свет. Она растет и нуждается в надежном присмотре и уж наверняка имеет право не видеть, как вы совокупляетесь с ее нянькой.
— Я не совокупляюсь с няней Беатрис — по крайней мере в ее присутствии, — потому что дочка при этом страшно скучает и отвлекает постоянными вопросами, когда же мы закончим.
Непристойный ответ прозвучал абсолютно в духе Дэвида, и Хелена не знала, радоваться или возмущаться.
— Когда же я смогу ее увидеть?
— Отправимся в поместье сразу после званого обеда, который планирует устроить ваш брат. Любое промедление будет выглядеть странным.
— Меня это вполне устраивает. Спокойной ночи, лорд Гастингс.
Виконт церемонно поклонился.
— Леди Гастингс.
Он направился в свою спальню, однако возле двери обернулся.