— Суки, — бессильно и зло выдохнул Пашка, — вот же суки… Ладно, пошли, поедим, что ли. Папаша там супец сварил.

Максим двинулся за другом в дом, и пока они обедали, все прикидывал, пытался предположить хотя бы приблизительно — когда ему уходить. Сегодня или подождать еще немного? Но все решилось само собой. Следующий день и ночь за ним прошли спокойно, а утром у Пашкиного отца начался приступ астмы. Все обошлось, старик отдышался, лежал на кровати в пристройке и, кажется, заснул. Пашка посидел рядом с отцом, потом вышел в коридор, принялся натягивать ботинки.

— Далеко собрался? — поинтересовался у него Максим.

— Лекарство закончилось, надо в аптеку сходить, — сдавленно ответил тот, возясь с непослушными шнурками.

— Я схожу, ты лучше с ним посиди, — Максим оделся, направился к входной двери.

— Ты ничего не забыл? — в спину ему прошипел Пашка. — Кого-то из нас в розыск объявили. И, по-моему, не меня.

— Помню я все, — ответил ему Максим, — помню. Чего тут идти? Пятнадцать минут — делов-то. Говори лучше, как лекарство называется.

— В центральную аптеку иди, оно там всегда есть, — Пашка смирился с решением командира, поднялся неловко, опираясь на палку. И добавил уже у калитки, придерживая рвущегося следом за Максимом щенка за шкирку:

— Ты там поаккуратнее, не светись особо. Купил, и сразу назад. Деньги возьми, — и протянул Максиму купюру.

— Слушаюсь, товарищ старший сержант, — ехидно ответил Максим, запихнул деньги в карман, вышел на дорогу. И зашагал по обочине, не забывая смотреть под ноги и по сторонам. В сырой дождливой мути мелькали силуэты прохожих, с двумя встреченными им людьми Максим еле-еле разминулся на узкой тропе. Добрался без потерь до относительно чистого места — щедро усыпанной щебенкой дороги и быстро двинулся вперед. И оказался у торгового центра, где недавно приобрел обновки, сбавил шаг, осмотрелся. Так, центральная аптека, похоже, находится вон в том старом доме из красно-белого кирпича. Максим двинулся в ту сторону, украдкой осматриваясь. Чувство, последние два дня дремавшее в нем, сейчас ожило и требовательно напомнило о себе. Максиму казалось, что так ведет себя зверь, почуявший приближение загонщиков. Их еще не видно, они далеко, не слышен лай собак, голоса и треск веток под ногами преследователей. Но свободная территория уже окружена флажками, кольцо сжимается, и представление скоро начнется. Максим с трудом сдерживался, чтобы не оглядываться каждые пять минут, шел очень быстро, но не бежал. Поднялся по узкой лестнице с коваными перилами на второй этаж, вошел в просторный зал. Народу здесь было не очень много, человек пять, но и эта заминка заставила Максима занервничать. Он встал в очередь и принялся рассматривать товар в стеклянных витринах. Мелькнула мысль, что надо прикупить кое-что и для себя — уходить придется со дня на день, самые необходимые лекарства должны быть под рукой. За спиной грохнула дверь, Максим обернулся на звук. Это вошла девочка лет десяти или чуть больше. В точно такой же, как у Васьки, голубой куртке со множеством молний и карманов в самых немыслимых местах.

— Вы последний? — вежливо и важно осведомилась она у Максима, деловито сложила голубой же зонтик и тоже уставилась в витрину с таблетками. Максим старался не смотреть на девочку, но не мог заставить себя отвести от нее взгляд. И вытащил из карманов куртки руки, убрал их за спину, чтобы не вырвать телефон и не позвонить Ленке прямо сейчас. Чтобы избежать искушения, Максим уставился в потолок, принялся рассматривать старую затейливую лепнину. Очередь двигалась медленно, две пенсионерки придирчиво изучали аннотации лекарств, консультировались с продавцом. Время ползло, Максим немного успокоился, снова покосился на девчонку. Она нетерпеливо крутилась на месте, приподнималась на цыпочки, водила пальцем по стеклу витрины. Словом, вела себя точно так же, как и Васька в подобной ситуации. Максим снова посмотрел на потолок, потом в пол у себя под ногами.

Входная дверь чуть не сорвалась с петель, грохнула так, что тренькнули стекла в шкафах витрин. Максим обернулся резко, но никого не увидел — перед входом подпирала потолок белая колонна, человек остановился за ней, словно не решался подойти поближе. К тому же подошла, наконец, очередь Максима, и он наклонился к окошку, сказал название лекарства для Пашкиного отца. А заодно купил кое-что и в походную аптечку — по одной упаковке антибиотиков и обезболивающих средств. Забрал покупки, сдачу, отошел к окну и принялся распихивать все по карманам. Рядом возилась одна из пенсионерок, она поставила необъятную, набитую до отказа сумищу на столик и увлеченно копалась в ней.

За спиной Максиму почудилось легкое движение, что-то звякнуло, кто-то вскрикнул еле слышно. И установившаяся следом тишина была страшнее любого крика. Максим обернулся очень медленно, в руках он все еще держал не желавшую влезать в карман коробку, да так и застыл, сжимая упаковку в пальцах. Тот, кто вошел последним, — это оказался мужчина неопределенного возраста, лицо его скрывал низко надвинутый на глаза капюшон. А перед ним стояла та самая девочка в голубой куртке, она не двигалась и даже, как показалось Максиму, уже не могла самостоятельно держаться на ногах. Но тот, в капюшоне, крепко держал девочку одной рукой, а второй подносил к ее горлу шило. Покупатели шарахнулись от человека к стенам и тоже молчали. Максим поднес к лицу свободную руку, провел пальцами по губам, прикусил их, чтобы не сделать лишнего движения. Человек с шилом в руках стоит очень неудобно, любое неловкое движение, и шило войдет девчонке в горло. А она уже в полуобмороке, повисла, как кукла, и, кажется, не дышит. Максиму казалось, что самое важное сейчас — разорвать эту вязкую, гнетущую тишину. Когда появятся звуки, действовать будет легче, мысли примут правильное направление. Он сделал шаг назад, к подоконнику, и уронил на пол коробку. Звук, раздавшийся при ее падении, мог по громкости поспорить с разрывом гранаты. Дальше все происходило очень быстро, Максим еле-еле успевал за событиями, а уж о том, чтобы контролировать их, речь даже не шла.

— Пошли все на… отсюда! — проревел держащий девочку человек, откинул с головы капюшон. Максим увидел бледную, с желтушным оттенком кожу на лбу и покрытых щетиной щеках, почти лысую голову. Разглядел даже обломанные грязные ногти на пальцах, впившихся в ткань голубой куртки. Человек повернулся, посмотрел на Максима расширенными зрачками и покрепче стиснул плечо жертвы. «Это наркоман, у него, похоже, ломка», — быстро сообразил Максим. Что-то говорить или уговаривать человека в таком состоянии невозможно, реакция будет только одна — враждебность и агрессия. А чтобы снять симптомы ломки, наркоман в таком состоянии пойдет на все. Нужно соглашаться, делать все, что он скажет.

— Хорошо, хорошо, — покладисто согласился Максим, — мы все сейчас уйдем. — И очень медленно присел на корточки, сделав вид, что собирается поднять упавшую коробку. Его поведение у наркомана опасений не вызвало, он толкнул девочку, заставил ее идти перед собой. Та еле передвигала ноги, чуть склонила голову набок и резко отдернула ее — острие шила коснулось белой тонкой кожи. Максим смотрел на нее снизу вверх, стараясь не поймать взгляд наркомана. Лицо у девчонки в слезах, губы дрожат, идти уже не может. Но не плачет, даже не всхлипывает. Но надолго ее не хватит, она или упадет, или у нее начнется истерика. Обезумевший от ломки человек убьет ее, не задумываясь. Просто так, чтобы не путалась под ногами и не мешала. Но сейчас действовать нельзя, надо ждать удобного момента. «Только бы никто не вошел сейчас сюда, только бы никого не было», — повторял про себя Максим. Любое внезапное движение, шум, крик могли быстро поставить точку. Руки наркомана дрожали, но шило он держал крепко и ровно — не опускал его, не отводил в сторону.