— Всем сидеть! — рявкнул Харди, и Ханна после своей оплошности послушно села, в кои веки прикусив язык, а я кричала:

— Неужели никто не поможет?

Двое мужчин, поднявшись со своих мест, пытались добросить до Ребекки спасательный круг. Шлюпка сильно раскачивалась из-за неравномерного распределения веса, и с каждым их движением через борт переливалась вода.

— Вычерпывать воду! — кричал Харди. — Кто поставлен вычерпывать? Нечего глазеть, а ну — за работу! — И он выхватил спасательный круг.

— Она вот там! — закричала миссис Грант и указала на Ребекку, которая неистово размахивала руками и захлебывалась, тщетно пытаясь что-то сказать.

Ее платье надулось колоколом, чепец облепил голову, и, хотя спасательный жилет удерживал ее на поверхности, волны то и дело захлестывали ее с головой, а течение относило все дальше от шлюпки. Лицо Ребекки выражало скорее удивление, чем страх, и мне слышался ее почти вежливый зов: «Сюда, мистер Харди, я здесь». Она не сомневалась, что будет спасена, и все мы пока еще были в этом уверены. Море бурлило, как никогда прежде, и уровень воды в шлюпке поднимался. Харди призывал дежурных вернуться к работе, но драгоценные мгновения уходили, поскольку все либо наблюдали за Ребеккой, либо отчаянно старались удержаться на скамьях во время килевой качки, и тогда до моего сознания стало доходить, что спасение Ребекки никак нельзя считать решенным делом.

Казалось, прошла целая вечность, пока Харди не приказал гребцам направить к ней шлюпку, и, когда он выловил Ребекку из воды, я не почувствовала, что на моих глазах свершился подвиг. От Харди по-прежнему исходило ощущение всемогущества и способности подчинять своей воле природу и ход событий, но теперь в нем сквозила некая злокозненность. В последующие дни я старалась думать, что его колебания в деле спасения Ребекки проистекали из честной невозможности быстро решить, какой способ будет безопасным при неспокойном море, перегруженной лодке и неустойчивом равновесии, — многие вскочили на ноги вместо того, чтобы оставаться на местах, как им было сказано. В то же самое время меня посетила мысль (которая, должно быть, мелькнула и у мистера Харди), что Ребекка стала жертвой своеобразного естественного отбора, и если уж ее смыло за борт — так тому и быть. Вслед за этой мыслью пришла другая: все усилия Харди были направлены на спасение тех, кто в шлюпке, а не тех, кто — не важно, по какой причине, — в воде. А напоследок, как вода в плохо законопаченную пробоину, в сейф моего сознания просочилась мысль о том, что Харди хотел преподать нам урок. Я-то и раньше прекрасно понимала, что моя судьба в его руках. Для меня такие уроки были излишни.

Полагаю, что эти же мысли посетили многих: над шлюпкой туго натянутой струной повисла тишина, и я раз за разом ловила устремленные на Харди взгляды — уже после того, как он наконец втащил Ребекку на борт, а одна из итальянок помогла ей снять мокрую одежду и укутала бедняжку одеялами. В этих взглядах было поровну страха и восхищения, смешанного с уважением, хотя нельзя сказать, что именно эти чувства читались в глазах Ханны или миссис Грант. Разумеется, страх мог быть вызван ветром, который не просто усилился, а буквально сгибал нас пополам, или голодом, или непросыхающей сыростью; да к тому же все видели, как Ребекка оказалась на волосок от гибели. Мы сидели по местам, дрожа, как бездомные собачонки, но, когда миссис Грант стала мелкими, осторожными шажками пробираться к Ребекке, чтобы ее утешить, шлюпку качнуло, мистер Харди прикрикнул на людей с черпаками, а итальянки завыли оперными голосами, обратив трагические лица к небесам. Все это время миссис Кук, которая оставалась удивительно смиренной, если только не рассказывала свои истории, без всякого толку терла волосы Ребекки намокшей тряпкой, а потом Харди поднял банку с галетами к темному вечернему небу, священник натужно, с деланым энтузиазмом призвал Иисуса Христа, и мы в полном унынии вяло дожевали положенные нам крохи.

Не представляю, о чем думала Ребекка, если она вообще могла думать. Съежившись от холода, она долго лежала в «дортуаре». В какой-то миг у нее вырвалось:

— Если бы только маленький Ганс был здесь!..

Было видно, как ее трясло под влажным одеялом.

Харди отозвался грубо:

— Вот еще, куда б мы его дели?

Досадовал, похоже, не один Харди. Мистер Хоффман со своим другом Нильссоном о чем-то шептались, переводя взгляд с Ребекки на планшир, оказавшийся теперь у самой воды, хотя и не ниже, чем раньше, и я поняла: они считают, что Харди поторопился втащить Ребекку на борт.

Ночью ветер немного утих, зато нас окутал густой туман. Когда через сутки с лишним он рассеялся, другой шлюпки нигде не было видно. Не могу передать, как я расстроилась. Одно дело — просто знать, что где-то поблизости есть люди, и совсем другое — видеть их в пределах досягаемости, а иногда и в пределах громкости голоса, пусть даже мы никогда не сходились с другой шлюпкой настолько близко, чтобы различить лица или разобрать слова.

В течение этих двух дней мы не раз слышали звук туманного горна. Его невозможно было спутать ни с чем. Миссис Грант спросила, можно ли предположить, что на другой шлюпке имеется соответствующее приспособление, и Харди ответил:

— Предположить можно что угодно, только, по мне, это пароходный гудок.

Все разволновались, но почти полное отсутствие видимости привело нас в отчаяние. Мы кричали до хрипоты. Молотили по бортам веслами, черпаками — всем, что попадалось под руку, но к полудню гудки прекратились; а когда туман рассеялся и мы не увидели второй шлюпки, ощущение было такое, словно над нами кто-то поднял завесу, за которой скрывалась полная безысходность. Гудки слышал каждый, тут даже сомнений не было — это не огни, которые видел один лишь мистер Престон. После длительных обсуждений — Харди в них не участвовал, он молча измерял угловой размер солнечного диска — мистер Престон заключил, что пассажиров второй шлюпки подобрали, а у нас шансов на избавление не осталось. Но мистер Нильссон возразил:

— Если нам было видно ту шлюпку, значит, и нас из нее видели, — это точно. Спасательное судно не могло уйти из этого района просто так: люди потребовали бы продолжения поисков.

— Вы Блейка не знаете, — пробормотал Харди. — Блейк что угодно может выкинуть.

— Блейк, — повторил мистер Престон. — Это ведь он прибежал из радиорубки. Он помогал спускать нашу шлюпку на воду.

— Он был вторым штурманом на «Императрице Александре», — вклинилась Грета.

— Ага, — кивнул Харди. — Не человек, а мерзкое отродье.

Повернувшись ко мне, мистер Престон спросил:

— Вы ведь знали мистера Блейка, да?

Я такого человека не припоминала.

— Ну, тогда супруг ваш его знал — вы втроем на палубе стояли, я сам видел.

Моим ответом был только непонимающий взгляд; тогда Престон украдкой покосился на Мэри-Энн и проговорил: «Обознался, наверное», но у меня было полное ощущение, что он недоговаривает; оставалось только гадать, какие у него мысли и что наплела ему Мэри-Энн, пересказывая очередную изменчивую байку.