На прогулках она бороздила носом листья. Раскопает дохлого крота, например, и тычется в кого-нибудь из нас назойливо и настырно своим носом. Ее нос как липучка на кончике у игрушечной стрелы.

На прогулках по высокой траве у носухи виден всегда хвост (а совсем даже не нос). Хвост у здоровой и в хорошем настроении носухи всегда поднят. Ее хвост как штык-нож, который примкнут всегда к ружью.

Тысячелистник на лужайке шевелится, «штык-нож» разрезает густой и сплошной тысячелистник. Мы с Августиной очень любим гулять в тысячелистнике (с небольшим заходом в бессмертники). И потом возвращаемся в чабрец.

У лис в траве виден маячок белого кончика хвоста, а у носухи полоски на хвосте. Будто бы нанизанные кольца.

Августина заберется на прогулке на дерево и прижмется телом и носом к сосновой или березовой коре. Обхватит когтями и лапами кору. Кора шелушится, опадает. Кору носуха вдыхает прямо в ноздри. И ветер сосны в это время качает.

А потом Августина оттолкнется и обязательно спрыгнет ко мне в руки. Между стволами разросшегося орешника перелетает, как в фильмах про кунг-фу.

37 и 7 и «итальянская лепешка» на пенсии

Носуха Майка, когда жил у нас дома первое акклиматизационное время, стремительно бегал по гардинам (правда, к носу это прямого отношения не имеет).

Просто Май бегал по гардинам, а мы, задрав нос, неотрывно за ним следили. Мы водили за ним из стороны в сторону носами. И Май долго мог бегать по гардинам.

А спускался он вниз по батарее. Соскользнет вниз по трубе и опять наверх. Май спускался по батарее со свистом. Еще она скрежетала под когтями. И так же быстро, цепляясь за батарею, поднимался.

Как ртуть в разгоряченном температурою градуснике, метался. Спускаясь, поднимаясь. А когда оставался посередине, Андрей ему говорил: «37 и 7».

Носуха Чаба (его полное имя Чиабатта) очень старенький и отданный нам на заслуженную пенсию артист. Цирковой, разумеется, артист. До такой степени уже старенький, что мы даже толком не знаем, чем он занимался в своем цирке. Никаких номеров он в зоопарке не показывает. И от былой цирковой его славы осталось только имя. Данное ему, как мы полагаем, на гастролях (чиабатта — это название итальянского хлеба).

Августину мы взяли, чтобы повеселить Чиабатту. Мая — чтобы повеселить Августину.

А Чаба, видимо, до такой степени уже устал в своем цирке от компаний, что ни Августине, ни Маю нисколько не обрадовался.

Колечко, колечко, выйди на крылечко

О енотах

Первый наш енот-полоскун Барабанов — отказник. Он жил до нас не в зоопарке, не в цирке, а в квартире. А потом от него отказались. Подержали немного и отказались. Отдавали в переходе метро весной на окраине Москвы.

Барабанов сидел в решетчатой клетке-переноске, видел идущих пассажиров, тянул к ним руки, вырывал пассажиров из потока, прижимал и притягивал к себе. Не отпускал, если успевал прихватить.

Он держал людей за пальто и за куртки, ручки сумок. И когда мы впервые увидели Барабанова в метро, то запомнили прежде всего эти жадно протянутые руки.

Никто из животных до Барабанова так не тянул нам навстречу своих рук. Никто так не стремился постоянно жать их. С Барабановым мы постоянно пожимаем друг другу ладони, как футболисты перед матчем.

Мы протягиваем навстречу ладони, как жеманные и шушукающиеся барышни, передающие друг другу сокровенные сердечные тайны. Барабанов наши руки сожмет, не отпускает.

Андрей из-за любви Барабанова к ладоням придумал играть с ним в колечко («колечко, колечко, выйди на крылечко!»). Барабанов разожмет кулачок, а ладонь пустая. Отдельно играем с ним в камень, ножницы, бумага.

У Барабанова очень живые и очень пластичные руки, руки иллюзиониста.

Пока жил у нас дома (а мы всех новичков, чтобы они получше освоились, да и мы чтобы к ним всем получше присмотрелись, вначале держим дома), он руками цеплялся за штаны.

Какое-то время Барабанов у нас очень сильно цеплялся за штаны. Обхватит ногу, висит. Идешь, тоже висит. И пяточки у Барабанова шершавые (ладони, кстати, тоже).

Пишу сейчас про енотов, а их и не видно порой днем. Из домиков и из укрытий в вольере наружу только пятки. Ленивые и проветриваемые свежим ветерком, свесившиеся из домиков пятки.

Еноты могут одной своей свесившейся пяткой почесать другую, не вылезая и не высовываясь из домика.

Еноты спят. Еноты спят, как ковбои. Только ковбои — положив ноги расслабленно на стол, а еноты, соответственно, выставив наружу.

Еноты — и это их предводитель Барабанов придумал! — подставляют ладони под капель. Увидят тебя с бутербродом и лапы протянут сквозь сетку: поделиться!

И если не попрячутся в домиках, то могут разлечься на пеньках, расставленных по всему вольеру, лениво свесить ноги.

Игрушки у енотов в вольере — счеты с колесиками. Колесики нанизаны рядами на тонкие металлические спицы. И каждый день не надоедает енотам эти колесики крутить.

Деревянные колесики гладкие и крутятся, как молитвенные барабаны в буддийских храмах. Там они тоже почти никогда не останавливаются. Кто-то мимо идет, обязательно прокрутит.

И еноты в вольере у себя целый день крутят, крутят, крутят. Обеими передними лапами. Прокручивают, сдвигают по спицам колесики вправо или влево.

Такие деревянные счеты были когда-то в магазинах. Посвященные в тайны вычисления суммы на деревянных колечках, у прилавков стояли продавцы. Щелк, щелк — и все каким-то таинственным способом посчитано. Встряхнул счеты, и можно по новой посчитать.

И еноты «считают». Они постоянно считают и считают. Отстраненно.

Передние лапы у енотов подвижные, чувствительные. Они перебирают передними лапами все-все, что попадется им под руку. Лягушку, по глупости заскочившую в вольер.

К нашим енотам в вольер часто запрыгивают (вот о чем они думают?!) лягушки. И тогда начинается! Лягушку искрутят всю, извертят. Ее переворачивают с боку на бок и растягивают (все еноты профессиональные массажисты). Лягушке наминают бока, прощупывают ее до каждого ребрышка, поднимают и держат на весу (как будто оценивают, взвешивают). Опустят в воду, поднимут, прополощут. Хорошо, если из любопытства не съедят! (Лягушка в природе — это нормальная пища для енотов.) Наигравшись, отпустят. И лягушка ковыляет устало по дорожке.