— Никогда отсюда не уйду! — молвил Инсент. — Никогда! Я всю жизнь прожил бы среди этих белых стен, в покое, один, и никому не приносил бы вреда.

Отвечать я не счел нужным.

— Как вспомню обо всех ужасах, которые видел и в которых участвовал…

И его большие темные глаза наполнились слезами.

— Полно, Инсент. — И я вновь озвучил все положенные успокаивающие и необходимые сентенции, которые так недавно высказывал Ормарину.

— Теперь я узнал, на что я способен. Я решил, что подам заявление, пусть меня отправят домой. Но вначале мне надо сделать два дела. Первое — извиниться перед губернатором Грайсом.

— Угу.

— И второе — хочу найти Кролгула и… и…

— И что, Инсент?

— Я подумал — я бы хотел попробовать его перевоспитать.

— Ага.

Наступило долгое молчание.

— Ну, как ты знаешь, — начал я, — ты можешь делать все, что считаешь нужным. Таков закон. Свобода выбора. Если тебе кажется, что твое предназначение — реформировать Шаммат, не говоря уж о Путтиоре, тогда…

— Вот теперь вы надо мной смеетесь! Вы злой!

— Ну ладно, — сказал я, — возможно, еще слишком рано. С моей точки зрения, тебе следовало бы побыть тут еще немного и хорошенько отдохнуть. Я бы и сам не отказался. Но если хочешь уйти, то пожалуйста.

После чего я сам ушел, заметив с облегчением, что Инсент не сдвинулся с места. Если считается геройством сидеть, откинувшись в кресле и задрав ноги на уровень головы, тогда позу Инсента можно назвать таковой: руки он вызывающе скрестил на груди, подбородок задрал к потолку, ноги вытянул прямо.

Миновав шумный и оживленный вестибюль, — это торговые представители Сириуса, с виду очень довольные собой, отбывали на свою планету Мотц, — я оказался на улице и перешел на другую сторону, прямо в парк. Приветствовать меня подошли несколько свободно бродивших газелей. Между прочим, они родом с Шикасты, их когда-то украли сириане и подарили от лица своего государства. Газели лизали мои ладони и тыкались мордами в руки, и я понял, что моя эмоциональная система перегружена почти до предела: от вида растительной жизни на разных стадиях развития, от песен птиц. Короче говоря, произошло обычное нарушение моих стабилизирующих систем. Мне было так трудно сохранить душевное и эмоциональное равновесие, что я чуть ли не вернулся в отель и не присоединился к Инсенту.

О, обаяние природной жизни! Обманчивость инстинктов! Морока от всех этих импульсов и вибраций! Как я мечтаю вернуться на Канопус, с его… но хватит об этом. Прошу прощения за проявленную слабость.

Я был, конечно, уже на пути к Кролгулу и практически добрался до него первым, раньше, чем Инсент.

Шаммат основала на Волиене Школу Риторики. Эта школа устроена по типу очень результативной Школы Риторики, которая долго процветала на Шикаcте в ее последние дни под управлением Тафты, ее разместили там для того, чтобы ловить эманации от Религий и Политики. Но когда Тафта просчитался и стал поддерживать на Шаммат не те диктатуры, школу в Шикаcте забросили, и она стала бесполезной. Именно Кролгул изучал историю той школы, именно он подал заявление новым властям Шаммат, просил разрешения попытаться заставить работать такую же школу на Волиене. Ее открыли сразу после вашей поездки сюда, и она благоденствовала, улавливая эманации от волнений на Сириусе.

Не помню, упоминали ли вы о школе Тафты на Шикаcте. В ней было два главных отделения, одно было замаскировано под теологическую семинарию, другое — под Школу Политики. Здание первого отделения было фундаментальным, красивым, грандиозным, обеспечивало разного рода чувственные удовольствия; второе не было украшено, оно было чисто функционально. В первом учащиеся носили мантии и атрибуты очень богатые и разнообразные; во втором одежда была аскетически простой. Но разновидности речи, используемой в обоих, казалось бы, таких различных учебных заведениях, были почти идентичны; так что учащиеся могли, и это даже поощрялось, пересказывать религиозные тексты как политические и наоборот, ведь для этого процесса, как правило, требуется всего лишь заменить несколько слов по ходу декламации.

На Волиене оказалось невозможным в точности скопировать эту систему, потому что там «притязания на высшие интересы» всегда были идентичны политическим притязаниям. Но у них тут есть два главных отделения Риторики, и учебные здания этих отделений весьма различны: одно выдержано в строгом стиле, в другом все содействует получению чувственных ощущений самого разнообразного рода, начиная от выдумок с освещением и цветом до озеленения помещений и культурных впечатлений. Конечно, и звук задействован вовсю. Так что это отделение Риторики, которое они так вульгарно называют «ну то, со всеми их штучками», напоминает религиозную семинарию Шикасты; а скромное неукрашенное здание, с учащимися в простой одежде, напоминают другую школу с Шикасты, Школу Политики. Если вы помните, на Шикаcте политику самого примитивного сорта, желающему получить власть, достаточно было надеть простую одежду и заговорить на языке простых людей, чтобы произвести впечатление на «взбаламученные умы» своей «честностью и искренностью».

Но поскольку политика Волиена и раньше, и сейчас охватывает все аспекты жизни в страстном стремлении улучшить положение дел в стране, то она поистине «богата, как сама жизнь», — это я цитирую лозунг, намалеванный над входом в школу Кролгула. В прошлом Волиен несколько раз оказывался зависимой планетой: в его мыслях и убеждениях осталось многое от риторики рабов. Был он и независимой планетой, сохраняя минимальные контакты с соседями: язык гордой и самодостаточной изоляции еще в ходу, хотя самодостаточность стала делом отдаленного прошлого. Когда-то это была империя быстро растущая и жестокая: песни, стихи, возвышенные и яркие речи всякого рода, которые все еще в ходу, свидетельствуют о том этапе развития. Это сейчас империя находится на стадии упадка и недовольна настоящим: но в ее языке не отразились реалии ее нынешнего состояния. Скоро Волиен превратится в колонию Сириуса: ну, тогда ему не придется изобретать новых средств передачи мысли, достаточно будет лишь вспомнить банальности периода его рабства и дать им новую жизнь.

Но, описывая этот цикл, я замечаю за собой симптомы недуга Ормарина, так что мне лучше замолчать.

Я появился в школе в удачный момент: как раз шли экзамены. Я разыскал Кролгула: с какими-то молодыми-экзаменаторами он сидел за столом в дальнем конце большого зала, а учащиеся подходили один за другим и демонстрировали, на что способны.

Экзаменационный зал — простое квадратное помещение, выбеленное, лишенное каких-либо средств возбуждения эмоций — хоть формой, хоть цветом или запахом, хоть звуком любого вида. Чтобы проверить воздействие речи на объект, все другие стимулы исключены.

Я вошел через вестибюль, в котором толпились взволнованные экзаменующиеся: с Волиена, с Волиенадны, Волиендесты, а также с двух внешних планет — Мейкена и Словина. Среди них было двое наших агентов, а именно 23 и 73, но о них я уже докладывал. Поскольку оба были еще новичками в нашей службе, когда попали в плен на Шаммат, у них не нашлось времени целиком войти в курс нашей работы, так что для Шаммат эти агенты оказались бесполезны. Кролгул так ничего и не понял: ведь он так обхаживал этих двоих, и они были не меньшие энтузиасты, чем Инсент, а результатов никаких. Потому что, при том, что у них меньше внутренних противоречий, они производят впечатление более целенаправленных и стойких, вот он и ждал от ребят большего, чем от бедного Инсента… К счастью, Кролгул столь многого не понимает!