Что там говорила Мила о его друзьях? Кажется, в Лондоне ониучились втроем. Их называли «три мушкетера и примкнувший к ним КазбекМалхазов». Кажется, он и был д’Артаньяном. Хорошо. Нужно найти этих ребят ипоговорить с ними, объяснить им, что он пытается установить истинные причинысмерти их бывшего товарища. Кажется, у него есть знакомый, который может выйтина Эдуарда Гоцадзе. Дронго протянул руку к телефону, набрал известный ему номербывшего президента грузинской нефтяной компании Георгия Чантурии. Они дружилидавно, еще с тех пор, когда молодой Георгий был первым секретарем горкомакомсомола Тбилиси. Он всегда был душой любой компании. Именно его спустянесколько лет Шеварднадзе отправил послом в Баку налаживать связи между двумяреспубликами. И именно его выдвинули в руководители грузинской нефтянойкомпании.

Но в этом нестабильном мире нет ничего вечного. После сменывласти Чантурия не только лишился своей должности. Против него возбудилиуголовное дело, и, спасаясь от преследования, он сбежал в Баку, где раньшеработал. Азербайджанские друзья не подвели. Его устроили советником в нефтянуюкомпанию республики, дали квартиру. Чантурия никогда не забывал, как егоприняли в Баку. Дронго позвонил ему и услышал гортанный голос с характернымгрузинским акцентом.

– Здравствуй, дорогой, – обрадовалсяГеоргий, – ты давно уже не вспоминал обо мне. Как я рад тебя слышать!

– Спасибо. Мне тоже приятно слышать твой голос. У меняк тебе большая просьба.

– Я буду рад сделать все, что смогу. Какая у тебяпросьба? Ты лучше скажи, когда мы увидимся.

– Обязательно увидимся. Мне нужно встретиться сЭдуардом Гоцадзе, это известный российский бизнесмен. Но он грузин, возможно,ты его знаешь.

– Конечно, знаю, – рассмеялся Чантурия, – явсех знаю. И в Москве, и в Тбилиси. Сейчас ему позвоню, он, кажется, в Москве.Что тебе от него нужно? Знаю, что денег ты у него не попросишь. Кого-нибудьустроить на работу? Скажи, что тебе нужно?

– Нет-нет. Я только хочу с ним переговорить.

– Сейчас я тебе перезвоню. По какому номеру тебя найти?

Дронго продиктовал номер. Георгий перезвонил ровно черездесять минут и торжествующим голосом сообщил, что Гоцадзе ждет дорогого гостя усебя в кабинете. Поблагодарив Чантурию, Дронго перезвонил Гоцадзе.

– Здравствуйте, Эдуард Автандилович, – вежливопоздоровался Дронго, – вам звонил Георгий Чантурия.

– Только сейчас звонил, – обрадовалсяГоцадзе, – скажите, когда вы приедете? Может, встретимся где-нибудь вресторане? Друг Георгия – это и наш общий друг.

– Нет-нет. Спасибо. У меня к вам большая просьба. Яхотел бы встретиться и переговорить с вашим сыном.

– С Илларионом? А что случилось? Он опять что-тонатворил? Скажите мне честно. Я должен все знать. Что он сделал? Только мненужно знать правду. Вы из милиции или из прокуратуры?

Очевидно, отец знал своего сына лучше всех.

– Нет-нет, – успокоил Гоцадзе Дронго, – ненужно думать ни о чем плохом. Ничего страшного не случилось. Я даже незнаком свашим сыном. Дело в том, что я занимаюсь документами его погибшего друга –Егора Богдановского. Я юридический советник, и мне поручено привести в порядоквсе его документы. Он ведь был вице-президентом в компании «Сибметалл». Ихорошо знал вашего сына…

– Вах. Такой мальчик был, – расстроилсяГоцадзе, – золото, а не мальчик. Я все время сыну говорил, чтобы с негопример брал. Но мой оболтус не такой. Егор был уже готовый специалист, и егоотец правильно сделал, что доверил ему такой важный пост в своей компании.Очень правильно сделал.

– Да, я тоже так считаю. Именно поэтому мне нужноувидеться с вашим сыном. Узнать у него некоторые подробности. Они ведь близкодружили с погибшим.

– Как братья родные были, – подтвердилГоцадзе. – Когда в Лондон вместе учиться поехали, мы даже квартиры имрядом снимали. Они вместе учились, только мой не сумел сдать экзамены надиплом, а Егор сдал. Моему потом еще в Москве пришлось учиться. А почему мне непозвонил сам Аристарх Павлович? Мы ведь с ним давно знакомы и крепко дружим. Яна похоронах был. И на поминках. И на приеме был, когда туда Егор в последнийраз приехал. Большое несчастье. Такой парень погиб, такое страшное горе!

– Мы не хотели тревожить отца и поэтому приводим впорядок документы его сына с согласия Натальи Аристарховны, – Дронгоподумал, что Гоцадзе может перезвонить Богдановскому и все ему рассказать.Здесь следовало быть аккуратнее.

– Правильно решили, – сразу согласилсяГоцадзе, – не нужно трогать отца. Он и так получил смертельную рану. Такоймальчик у него был! Вы очень правильно решили. И ничего ему не говорите. Я васпонимаю. И Наталью понимаю: ах, как она тоже переживает! Это нельзя словамивыразить. Когда вы хотите встретиться с Илларионом?

– Чем раньше, тем лучше, – сказал Дронго.

– Я ему позвоню, и он к вам приедет. Куда ему приехать?

– Не нужно его беспокоить. Может, лучше мы сами к немуприедем?

– Какое беспокойство? Он и так целый день ничего неделает. Числится у меня в совете директоров, а сам спит до трех часовдома, – рассмеялся Гоцадзе. – Он только под утром домой возвращается.Наша молодежь сейчас ничем не интересуется, им только девочки и ночные клубыинтересны. В мое время мы книги читали, в кино, в театры ходили, даже поэтовслушали. А сейчас? Куда ему к вам приехать?

– Тогда на проспект Мира, – Дронго назвал номердома, где располагался их офис. – Через час он сможет?

– Конечно, сможет. Приедет как миленький. И спасибовам, что такое уважение к отцу погибшего проявляете. Это очень правильно, чтобыего лишний раз не дергать. Очень верно. У него сердце больное, в любой моментможет не выдержать. И привет Георгию Чантурии передайте. Но учтите, что кактолько он прилетит в Москву, мы с вами обязательно увидимся. Все вместе.Договорились?

– Обязательно, – улыбнулся Дронго, – спасибовам за помощь.

– Это не помощь, – вдруг очень серьезно и совсемдругим тоном ответил Гоцадзе. – Вот ты, наверное, думаешь, что я такойэкзотический грузин, все время о дружбе говорю, об этом несчастном случае. Таксильно переживаю. Знаю, что говорю, поэтому и переживаю. У моего брата сынпогиб восемь лет назад. В автомобильной катастрофе. Такое горе пережитьневозможно. Брат и его жена за один вечер на десять лет постарели. А насчет«помощи». Если бы я мог вернуть своего племянника или Егора, вот тогда была быпомощь. На это только бог способен, да и то в последнее время я сомневаюсь,может он делать такие вещи или нет. Иногда я думаю, что он уже разучился чудесаделать. И в добро больше не верит. Может, мы ему надоели? Не знаю. Не знаю, чтотебе сказать. Только если ты об отце думаешь, о его горе огромном, не хочешьдаже случайно ему больно сделать, то ты хороший человек. Жди Иллариона, он ктебе приедет. До свидания.