Анна заснула скоро – слишком была измотана событиями минувшего дня – и не слышала, как вернулся Матвей, как бесшумно ходил по дому, задержался у двери ее спальни, постоял, прислушиваясь, и прошел в гостиную.

Погода пока баловала Московскую область: синоптики пообещали еще три солнечных дня; и сегодня с утра светило солнце – нежное, осеннее, самое любимое Аней, золотящее все, к чему прикасалось. Солнечные зайчики на подоконнике и одеяле чуть подрагивали, когда ветерок трогал листья березы за окном.

Дверь спальни приоткрылась и в щель просунулась голова Сережи.

– Хватит спать, лежебоки, – неуверенно сказал он. Увидев, что у Ани и Темки открыты глаза, продолжал громче: – Забыли, что нам на аэродром? Матвей давно ушел. Возьмет и улетит без нас.

Аня резко села на кровати:

– Ужас! Проспали! Который час? – Торопливо полезла в рукава халата. – Матвей ушел? Когда ушел?.. Разве он ночевал дома?! – замерла она.

– Да, я сам его утром будил, как он просил. Даже успел с ним позавтракать, – довольным тоном сообщил Сережа.

– А нас почему не разбудили?

– Мы пойдем следом. Матвей сказал, чтобы подходили к десяти часам.

– Уже полдесятого! Ничего, поедем на машине. Собери для Темки что-нибудь перекусить, покормим в дороге.

К аэродрому подъехали ровно в десять и остановились у полосатого шлагбаума. Несколько солдат из наряда по КПП с любопытством разглядывали серебристую машину. Подошел Богданов в синем летном комбинезоне, свежий, крепкий, подтянутый, склонился к окну «мерседеса».

– Анечка, машину пока поставьте вон там, – показал он. – Матвей поручил вас моим заботам, сам он одевается, готовится к полету. Я провожу вас.

– Дядь Валер, мне разрешат фотографировать? – беспокоился по дороге Сережа.

– Разрешат под моим наблюдением.

– Мам, самолеты! – закричал Темка. – Смотри, как много! Я хочу в самолет!

Крылатые машины выстроились на стоянке летного поля, все они имели зеленовато-серый лесной камуфляж, фонари их были подняты, к кабинам приставлены стремянки. Рядом с истребителями находились техники; вдали выруливал на взлетно-посадочную полосу самолет – воздух вокруг него преломлялся и зыбился; по обширному пространству аэродрома гулял ветерок, разносивший запах скошенной травы и выхлопов газов авиационных двигателей.

– Вон МиГи стоят, – указал Богданов. – Матвей полетит на тридцать четвертом, видите красные бортовые номера?

– Надо же, и самолеты в камуфляже! – дивилась Аня. – На авиапоказах они ярко раскрашены.

– Так ведь у нас строевые самолеты, они не для показов, а для выполнения задач боевой подготовки. Хотя когда-нибудь, если вы не потеряете интерес к военной технике, мы с Матвеем предоставим вам возможность понаблюдать ближний маневренный бой с имитацией атак.

– Да, прошу вас, предоставьте мне такую возможность… Какие красивые! Чистые линии, изящные обводы, стремление ввысь даже в статике. Боевой самолет, а выглядит как прекрасная птица!.. Вижу тридцать четвертый! Вон тот, последний в ряду.

– Нельзя, Анечка, нельзя говорить «последний». Летчики говорят «крайний».

– Ой, типун мне на язык, надо плюнуть три раза через плечо… А эти домики на травке для чего?

– Это стартовый командный пункт, там же летный домик, где летчики отдыхают между полетами и готовятся к очередному вылету.

– Мама, космонавт! – дернул Аню за одежду Темка.

– Какой космонавт, дурашка, это Матвей. – Сережа повернулся к брату.

Тот приближался к ним в полном летном снаряжении, в противоперегрузочном костюме, защитном шлеме, оснащенный какими-то непонятными атрибутами.

– Ну, как вам наши самолеты? – сказал он, подходя к зрителям.

– Нет слов! – воскликнула Аня. – Надо обязательно снять тебя в кабине. Я закажу огромный фотопортрет и повешу дома на стене.

– Это все, чего я заслуживаю? – полушутя спросил Матвей.

Аня смешалась. Он повернулся и пошел к самолету. Взбежал по лесенке в кабину.

– Пройдемте на КДП, – предложил Богданов. – Не обижайтесь, Анечка, но летчики очень суеверный народ: женщина на старте – дурная примета. Например, вы не увидите бортового номера 13, полеты по понедельникам не планируются, фотографировать летчика и самолет перед стартом нельзя, даже летный комбинезон должен быть надеванным, ну и многое другое.

– Надо же, какие страсти. Постараюсь все запомнить.

Теперь они наблюдали за Матвеем с вышки командно-диспетчерского пункта.

Техники еще делали что-то у истребителя, но вот стремянку унесли, опустился прозрачный колпак фонаря, убрали тормозные колодки. Летчик запустил двигатели, сизый дымок заструился из сопел, воздух призрачно подернулся, потек вдоль корпуса под крылья, между стойками шасси, и скоро самолет тронулся со стоянки по рулежной дорожке. Пилота хорошо было видно в кабине – белый шлем, верхнюю часть лица скрыла темная полусфера, ниже – кислородная маска со шлангом, на плечах – привязные ремни подвесной системы; проруливая мимо, он посмотрел вверх и коротко махнул рукой в черной перчатке.

Темка взвизгнул и запрыгал на месте. Сережа скованно помахал в ответ. Невозможно было описать выражение, с которым он следил за братом. Волны страха, неприятия, гордости и восторга пробегали по его лицу. Он, без сомнения, переживал мощный прилив противоречивых чувств, и это тревожило Аню.

Самолет начал разбег по взлетно-посадочной полосе, нос его поднялся – и МиГ взмыл в небеса.

– Вот так – взлет на полном форсаже и сразу петля, – сказал Богданов. – Матвей сильнейший пилотажник, подготовленный летчик, имеет более трех тысяч самостоятельных полетов, из них львиную долю при минимуме погоды и ночью, пуски управляемых ракет, перехваты за облаками, уверенно действует на крайних режимах с выходом на большие углы атаки… Объясню, все сейчас объясню, – засмеялся он, увидев, как Аня захлопала глазами… Четыре бочки за шесть секунд… – последовали комментарии. – Горка… Пикирование… Колокол выполняет очень чисто, курс ввода, курс вывода – без сучка без задоринки… Вертикаль со спины… молодчина!

Аня вернулась домой, значительно обогащенная познаниями в высшем пилотаже. Теперь она могла отличить вертикаль от горки, знала, что такое бочка, вираж, боевой разворот, колокол и петля Нестерова. Роль комментатора охотно взял на себя Богданов. Сережа героически выстоял положенный промежуток времени, пока его брат носился в небе и выделывал немыслимые выкрутасы своим самолетом. Аня и Богданов, бывший в курсе проблем семьи Иртеньевых, несколько раз порывались увести паренька домой, но тот отказался, хотя был взвинчен до предела. Аня, наблюдая за полетом с истинным наслаждением, все же облегченно вздохнула, когда МиГ пошел на снижение и мягко коснулся колесами бетона. Сережа сфотографировал Матвея в кабине, потом уже на земле у самолета. Матвей послушно позировал, по просьбе брата опустил на глаза черный светофильтр защитного шлема – осталась видна одна улыбка.