– Вы все упрощаете, – уже сердито проговорил Павел. Румянец мало-помалу возвращался на его открытое, простое лицо. – В конце концов, рассказ Ергольского слышал еще один человек.

– Что за человек?

Павел мотнул головой.

– Я видел только силуэт в сумерках. Боюсь, я не могу описать его, потому что в тот момент не обратил на него внимания, но кто-то точно стоял за окном. Оно было открыто, и тот человек в саду мог слышать каждое слово.

– Павел Анатольевич, – после недолгого молчания промолвил следователь, – наш разговор пока неофициальный, но я все же должен вас предупредить о том, что за дачу ложных показаний полагается суровое наказание.

Молодой человек покраснел.

– Я ничего не выдумываю! За окном действительно кто-то был… Натали сказала, что о стекло бьется бабочка, Серж поднялся с места, распахнул окно пошире и выпустил ее. Он вернулся на место, и потом, когда Ергольский говорил, я заметил, что в саду кто-то есть…

Игнатов едва заметно поморщился. Начинается, с неудовольствием помыслил он. Сначала Ободовский, затем Павел, все о чем-то умалчивают, все лгут, и все что-то скрывают. Зачем сын убитой выдумал несуществующий силуэт в саду, понятно. Судя по его первым словам, сказанным следователю, юноша до смерти боится, что в убийстве обвинят его отца. Посторонний, которому можно приписать преступление, устроил бы всех: и Ободовского, и Павла, и, возможно, даже безутешного вдовца Колбасина… Да, устроил бы – но только в том случае, если Анатолий Петрович убийца.

– Если вы вспомните что-нибудь еще, – спокойно сказал следователь, – я всегда к вашим услугам. А теперь, если вас не затруднит позвать вашего друга, я хотел бы побеседовать с ним.

– Карпов Сергей Иванович, 24 года, мещанин, вероисповедания православного, – скороговоркой выпалил молодой человек, войдя в столовую, где временно расположился следователь. – Не скажу, что мне нравится быть героем этого романа, потому что все до обидного походит на романы господина Ергольского, но постараюсь помочь вам, чем смогу.

Тон его казался серьезным, но в серых глазах таилась усмешка, и Иван Иванович поглядел на вновь вошедшего очень внимательно. Перед ним стоял высокий молодой человек, светловолосый, с румянцем во всю щеку. Не красавец, но такие женщинам нравятся, и обычно больше, чем записные красавцы. Взрослея, они как бы выцветают и становятся совсем неинтересными; тогда женщины разлюбляют их и переключаются на гусарских поручиков и прочих провинциальных ловеласов.

– Присаживайтесь, Сергей Иванович, – сказал Игнатов. – Прежде всего установим, где вы были сегодня после завтрака и что делали. Герои романов господина Ергольского обычно подбираются к этому пункту очень долго и с массой церемоний, но я предлагаю сэкономить время. – И он сердечнейшим образом улыбнулся.

– Как я понимаю, я под подозрением? – поинтересовался Серж, плюхаясь на обитый синим шелком диван.

Иван Иванович пожал плечами.

– Как и все слушатели вчерашних фантазий господина Ергольского, – уронил он. – Итак, где вы были сегодня после завтрака и до двух часов с четвертью?

Тут молодой человек перестал улыбаться.

– Боюсь, вы не поймете меня, – совершенно серьезно ответил он. – Но я сбежал.

Так как Игнатов молчал, Сержу волей-неволей пришлось продолжить:

– Я сбежал, потому что атмосфера в доме царила невыносимая. Нет, вы только ничего такого не подумайте. Никто не бегал с оружием, не кричал «Я тебя убью» и тому подобное. Но иногда я жалел, что уехал из Петербурга. Дома, по крайней мере…

Тут он запнулся и закусил губу.

– Дома вам тоже приходится нелегко? – спросил молодой следователь. По правде говоря, это было скорее утверждение, чем вопрос.

– Я очень люблю мою мать, – волнуясь, проговорил Серж. Тон его, однако, был до странности мрачен и резко контрастировал со словом «люблю». – И она замечательная женщина. Нет, она не такая, как Евгения Викторовна, она не заводит… поклонников… не красит волосы и не пытается убедить окружающих, что ей чуть больше тридцати, хотя тут же сидит ее сын-студент и не знает, куда деть глаза. Но…

– Простите, а чем занимается ваша мать? – тихо спросил Игнатов.

– То тем, то этим. Немного переводит, пишет рецензии на спектакли, читает стихи в благотворительных концертах. – Серж заерзал на месте. – Я надеюсь, это останется между нами, да? Вам ведь вовсе ни к чему включать в протокол…

– Я пока ничего не записываю, – успокоил его Иван Иванович. – А в протоколе будет отражено только то, что непосредственно имеет отношение к делу.

Серж с облегчением выдохнул.

– Тогда я думаю, мы можем вернуться к моему… как его… алиби, да? Так вот: после завтрака я удрал из дома и пешком отправился к Башиловым.

– Кто-нибудь видел, как вы уходили?

– Нет. А, нет, видел! В саду я налетел на Анатолия Петровича и сказал ему первое, что мне пришло в голову, – что хочу отнести Натали ноты. Глупо получилось, потому что она не любит играть на пианино… и никаких нот у меня в тот момент не было…

– Каким он вам показался?

– Анатолий Петрович? Ну, он не вращал глазами и не шептал трагическим голосом, что собирается кого-то убить. – Серж увидел, как вспыхнули глаза следователя, и поспешил добавить: – Поймите, мне совершенно нечего сказать! Он был абсолютно такой же, как всегда…

– Итак, вы пошли к Башиловым. Кто-нибудь из них был дома?

– Да. Натали. Я так обрадовался, что… Словом, я ужасно обрадовался. И пригласил ее покататься на лодке, поглядеть на кувшинки вблизи.

– А дальше?

– Она согласилась, и мы отправились на озеро. Катались, разговаривали, а потом я вернулся… И застал тут переполох.

– Скажите, – спросил следователь, – вы не видели на берегу рыбаков?

Серж удивился.

– Нет, я никого не заметил.

– Может быть, вы все же видели Иннокентия Гавриловича? Он уверяет, что удил рыбу.

– На озере?

– Да, и примерно в то же время, что и вы.

– Нет, – решительно сказал Серж, качая головой, – его там не было.

– Уверены?

– Я бы не говорил, если бы не был уверен. Ведь озеро на самом деле маленькое, Андрей Григорьевич уверяет, что это вообще не озеро, а большой пруд. Мы с Натали катались по нему вдоль и поперек, и вдоль берега, и посередине – никакого Ободовского там не было.

И почему следователь ни капли не удивился, услышав эти слова?

– Скажите, а какое впечатление у вас сложилось о господине Ободовском?

– Э, нет, – усмехнулся Серж. – Тогда уж прямо спросите, считаю ли я его убийцей. Помнится, в романах Матвея Ильича…