Я считаю, самое важное в усыновлении или опеке – это осознанность шага родителей, их глубокая готовность принять ребенка любым, со всем его прошлым багажом и вынесенными из прошлого проблемами и травмами. Готовность работать с ними и помочь их пережить и принять. Люди должны понимать, зачем они это делают и что будет в дальнейшем, что происходит это не из-за сиюминутных эмоций. Очень важны реальные действия зрелых людей и последовательность этих шагов, когда взрослые понимают, что их решение поможет привнести положительные перемены в жизнь оставшихся без семьи детей. Важно заранее все продумать, многое предусмотреть. Например, когда мы готовились к прибавлению в семье, то постоянно говорили со своими детьми о предстоящих переменах, старались подготовить их, предупредить, поддержать. Рассказывали о детях из детских домов и об их жизни там, об отсутствии родителей, любви, заботы. Еще важно понимать, какого ребенка ты сможешь принять. Кто-то готов только к малышам, а кому-то и подростки по зубам. Я, например, не был готов к подростку. Семья – это коллектив, здесь надо приживаться, притираться, соглашаться с правилами, а если приходит уже зрелый человек со своим уставом, а с учетом системы устав этот будет весьма сомнительный, это крайне сложно. Даже кровные дети, которые родились и всегда росли в семье, время от времени проверяют родителей, пытаются установить новые границы и расшатать какие-то правила. И здесь уже, конечно, приходится становиться жестким папой, чтобы сохранить равновесие. Я старшей дочери постоянно повторяю, что жалеть ее просто так по факту того, что она «сирота бедная и несчастная», никто не будет – надо учить стихи, значит, надо, положено заниматься, значит, будем. Дальше жизнь становится только сложнее, и к этому надо готовиться. Кстати, очень спасает в нашей ситуации то, что есть младшая. У старшей постоянно есть пример перед глазами, что есть теперь сестра и она не может ходить, ей сложно в очень многих вещах, все время в подгузниках, у нее совершенно реальные ограничения по жизни. Но она никогда не ревет и не требует ничего по факту своих немощей, не манипулирует этим. Так почему люди вокруг должны жалеть человека, у которого есть голова на плечах, у которого руки и ноги целы и он может добиться всего, что захочет? Но эта мысль и манера крепко забиты в голову, и поведение отточено до идеала. Она так привыкла, что достаточно поплакать, и все взрослые тут же побегут ее жалеть и делать все, что ей хочется, что отказаться от этого ой как сложно.

На работе один из коллег, когда узнал о том, что у нас появились две дочки, спросил: «А тебе это зачем?» Стандартный вопрос, который задают все подряд. Некоторые еще добавляют: «Хочешь в рай попасть? И где же ты так нагрешил?» У людей вокруг вообще странное отношение – то как к героям, то как к придуркам, а некоторые ищут и скрытую, пока неизвестную им выгоду. Нет отношения и понимания, что это нормально, это обычно. Когда знакомые узнавали, что мы взяли ребенка с серьезной инвалидностью, часто спрашивали: «А что, здоровых не было?» Тоже такой неординарный вопрос… что на него ответить? Родные и близкие, к счастью, хорошо восприняли новость, немного переживали, конечно, задавали много вопросов. Мы проводили с ними свою школу приемных родителей. Мама супруги сразу приняла наших некровных детей. Она хотела внучку. Моя мама тоже вполне спокойно отнеслась к новости. Поворчала только немного: «Придумали себе». С учетом того, что заранее мы мою маму не предупреждали и знала о наших планах только теща, я считаю – реакция положительная. Конечно, дома у нас теперь шум-гам-тарарам, бабушки подолгу его не выдерживают, но мы и не настаиваем. Когда хотят навестить внуков – тогда и приезжают.

Есть еще такой момент: например, мы наблюдали, как младшая, только попав домой, когда одевала куклу, била ее по ногам с шипением: «Сиди тихо! Я тебе сказала, сиди!» Откуда она могла это взять? Думаю, и так ясно. Я понимаю, что сложно собрать ответственных людей, которые возьмут на себя труд отдавать личные силы и время ребенку. И надо «вытаскивать» именно тех, кто мог бы взять на себя такую миссию. Работать с их выгораниями, чтобы всегда были поддержка и контроль, потому что это немаловажно.

Из минусов, которые пришли в нашу жизнь вместе с детьми, – стало меньше времени на себя. То есть его теперь нет совсем, как отщелкнуло. Постоянно в цейтноте. А из очевидных плюсов: у нас теперь дружная большая семья, и мне это очень нравится! Я люблю шум, мы сами по себе шумные. Я не спокойный человек, могу покричать, попищать, и вместе нам весело. Мы часто возимся и дурачимся, смеемся. Это заряжает невероятной энергией и силой. Приходишь домой, а на тебя несется радостный ворох руконог с воплями «Папа! Папа пришел!». А еще вместе с детьми приходит новый опыт, о котором раньше даже и не помышлял. Я бы сказал, это такая надстройка над тем душевным фундаментом, который строишь, когда планируешь принять ребенка в свою семью. Самое сложное – возвести этот фундамент, но это и есть суть развития человека.

Андрей Мазов, специалист по информационным технологиям, отец четверых детей, трое из которых приемные.

Я не разделяю детей на своих, родных, и неродных – это всегда как-то режет слух. О рожденных в семье в общении с другими людьми говорю «кровные», о тех, кто был принят в семью, – «приемные». А так они все родные.

Наша история началась с того, что у нас с женой не было кровных детей. Хотя все предпосылки к тому, чтобы они появились, вроде присутствовали. Мы были здоровы, не предохранялись, встречались уже давно. Мы вообще с Надеждой знакомы с середины 90-х годов, а поженились только в 2004-м. И даже после свадьбы несколько лет серьезно не задумывались над этим. И только с 2010 года мы были ориентированы на то, чтобы у нас появились дети. Причем пару раз даже тесты на беременность оказывались положительными, а потом – тишина, ничего не происходило. Честно говоря, мы никогда ничего страшного не видели в том, чтобы взять приемных детей. Эта мысль была у нас всегда. И в какой-то момент мы решили, что дольше ждать просто нет смысла. Формально нам уже позволяли жилищные условия, у нас появилась своя квартира, и можно быть расширить состав семьи. Мы тогда решили, что по возрасту уже, видимо, кровных детей не будет, и надо брать приемных. Мне было 40 лет, жене 36. Мы начали заниматься ремонтом квартиры, а одновременно готовились к усыновлению. В то время еще только появились и были широко разрекламированы первые школы приемных родителей – ШПР. Обучение пока не сделали обязательным, но можно было пойти поучиться по желанию. Отлично помню, что весной мы начали ремонт, а с лета стали ходить на курсы приемных родителей. И то лето для меня лично было прозрением, я раньше вообще не представлял себе проблем приемных детей. Все, что услышал о депривации, стало шоком. И не из-за того, что нашей семье предстояло так много трудностей, а просто потому, что раньше жил и ничего этого не знал. От одной этой мысли становилось страшно.