Корр. Вы - единственный потомок?

П.С. Нет, конечно. Младший брат моего прадеда вместе с семейством эмигрировал в Европу сразу после революции.

Корр. А сам прадед решил остаться в России?

П.С. Он умер еще до их отъезда, в семнадцатом году. Насколько мне известно, в начале двадцатых Собакины окончательно осели в Париже. К сожалению, связь с ними была утеряна - по вполне понятным причинам. Хотелось бы восстановить отношения. Надеюсь заняться этим сразу же после того, как налажу производственный процесс.

Настоящий фанатик своего дела! У него в Париже братья и сестры, а он производственным процессом занимается.

Наличие у Савицкого дальних родственников, с которыми (вот удача!) он как раз мечтает восстановить отношения, подсказало Маше идею с перевоплощением. Нет ничего трогательнее, чем увлеченная наукой девушка из Парижа. Четвероюродная сестра. Правнучка дедушкиного брата. Милая, талантливая, но с небольшим — чисто собакинским — приветом.

Прошлым летом Голубковы всей семьей — и даже с тогдашним Машиным бойфрендом, отправленным в отставку несколькими месяцами позже, — две недели жили недалеко от Парижа, у папиных институтских знакомых. Одежда и косметика для перевоплощения в наличии имеются, наблюдения за местными жителями еще не стерлись из памяти. А поводом для случайной встречи с «Алексеичем» будет исследование трудов великого родича.

Весь вечер Нина отрабатывала футболку с блестками и, двуязычно сквернословя, переводила на французский язык статью «Теория растворов Льва Собакина». Этот сомнительный научный труд ее подруга состряпала из собственной еще школьной работы по химии и наименее противоречивых материалов, почерпнутых из Интернета.

В три часа ночи Маша проснулась с мыслью о том, что звать ее будут Вера. Княжна Вера Собакина. И для завершения образа ей непременно понадобятся Нинкины компьютерные очки.

Оставлять Живого одного в квартире было, конечно, опасно. Однако верный Рамакришна успокоил Савицкого:

Доверяя людям, вы посылаете Шиве положительный сигнал. Вы как бы говорите ему: я с тобой заодно. Приносящий Благо всегда поделится с теми, кто с ним заодно.

Живой чуть не до утра посылал кому-то сигналы: полночи просидел в Интернете. Заснул он на диване в гостиной, закутав в плед и себя, и свой ноутбук, а утром, едва только Савицкий вышел на кухню, этот подарок судьбы уже сидел за столом и гипнотизировал холодильник.

— Хозяин, ты чего так рано подорвался? — поинтересовался он. — Нам уже пора?

— Доброе утро, Паша, — хмуро ответил Петр Алексеевич. Он не переваривал обращение «хозяин». — Когда будет пора, я скажу. Мне нужно хотя бы два дня для того, чтобы привести дела в порядок. Сейчас я уеду, а ты пока закажи нам по Интернету билеты на самолет. На послезавтра, часов на девять утра. Можно раньше. Справишься?

— Запросто. Давай паспорт.

Савицкий с сомнением взглянул на Живого.

— А знаешь что — лучше я сам.

— Как будет угодно вашему сиятельству, — пожал плечами Живой.

Он сбегал в тещину комнату и притащил свой паспорт. Петр Алексеевич с интересом открыл первую страницу. Он ожидал увидеть все что угодно — но только не это. С фотографии на него смотрел печальный тонкошеий юноша в очках — не хватало только скрипочки в руках. Впрочем, вероятно, она просто не влезла в кадр.

— Ключик оставишь, чтоб я за пивом прогулялся? — прервал его размышления Живой. — Или привезешь мне пару бутылок велкопоповицкого?

— Привезу, — от неожиданности пообещал Савицкий и снова разозлился — на этот раз сам на себя. — Постарайся ничего не натворить в мое отсутствие. Сиди в своем Интернете. На телефонные звонки не отвечай. Дверь не открывай. Если начнется творческий зуд, можешь помыть пол — швабра в туалете.

— Хорошо, папочка, — покладисто кивнул Живой и на мгновение как будто превратился в тонкошеего юношу с фотографии. Но тут же снова стал самим собой и принялся бесцеремонно шарить по полкам холодильника.

Лучше всего, конечно, было бы защемить дреды мерзавца дверью платяного шкафа, а шкаф закрыть — пусть так сидит, меньше будет вреда. Впрочем, можно просто запереть нахала в ванне, пожертвовав шампунями и полотенцами. Вместо этого Петр Алексеевич всего-то навсего закрыл двери на все замки, настроился на встречу с главным голодным духом и постарался не думать о том, что творится у него дома.

...Надо сказать, что за время его отсутствия в квартире ничего существенного не произошло — если не считать того, что Живой действительно вымыл пол. Может быть, этот тип только поначалу кажется несносным, и к нему надо просто привыкнуть, как, скажем, к запаху сыра с плесенью?

На следующее утро Петр Алексеевич даже не стал будить своего компаньона, вновь уснувшего в гостиной в обнимку с ноутбуком, и прямиком отправился в офис: раздавать последние указания.

Холодильников в коридоре прибавилось, но теперь Савицкий их уже не боялся. Наведя порядок в документах, он позвонил своему однокурснику и заместителю по финансовым вопросам Толе Синягину. Финансовый заместитель отнесся к отъезду шефа философски: ну да, корабль идет ко дну, ну да, капитан садится в шлюпку и уплывает в неизвестном направлении на поиск команды спасателей (не мог же Савицкий прямо сказать, что он плывет за кладом!), но есть и хорошие новости: одна фирма собирается закупить большую партию «Огуречного лосьона» для того, чтобы на время корпоративного пикника наполнить им специально арендованный бассейн.

Петр Алексеевич дал добро на такое варварское использование пищевого продукта, отвечающего всем российским и даже международным стандартам, и оставил Толю за главного.

— Ну вот, — сказал Савицкий, глядя в пространство. — Вот так-то. Ну и что-то вроде того.

Он мог бы сказать еще много столь же содержательных слов, если бы этот монолог не прервал телефонный звонок.

— Савицкий, — произнес Савицкий в трубку.

— Ах, здравствуйте, здравствуйте, шэр-фрэр! — приятно грассируя, заворковала трубка. — Не чаяла вас найти, позвонила наудачу.

— Здравствуйте, — напрягся Петр Алексеевич. — Вы, наверное, не туда попали. Шерфреры тут не проживают.

— Ах, извините! Я должна была представиться, как некрасиво получилось! Вы могли думать, что я думала, что вы — это другой. Меня зовут Вера. Вера Собакина, и, понимаете, я ваша... как это сказать... четырежды сестра.

— Четвероюродная! — быстро сориентировался в родственных связях Петр Алексеевич.

— Да, да, четверо дная. А я, представляете, потеряла адрес отеля, в котором мама забронировала мне номер. Но добрый таксист подвез меня от аэропорта всего за три тысячи. Ком сэ жантий!

— Из аэропорта? За три тысячи? — хватая ртом воздух, переспросил Савицкий.