Дождило. Дождевой туман прилипал к одежде и образовывал ореол вокруг ветхих придорожных фонарей. Городская площадь была почти безлюдна. В церкви горел свет, и репетировал хор. Церковный гимн смешивался с пением завсегдатаев паба через дорогу.

Литтлджон позвонил в звонок на двери магазина. Прозвучали шаги, кто-то завозился с замком. Дверь приоткрылась.

— Кто там?

— Литтлджон.

Это была Хлоя — сестра миссис Тисдейл.

— Остальные ушли готовиться к похоронам послезавтра. Я сижу с сестрой, пока не придут девочки. Они у портнихи. Заходите.

Свет лампы из задней комнаты словно пробивал туннель сквозь темноту в магазине. В гостиной было жарко и душно, пахло дымом сигар торговца зерном, который отправился в клуб обсудить семейные новости и, вероятно, опровергнуть некоторые новости из вечерних газет.

Когда позвонил Литтлджон, миссис Тисдейл сидела в своем обычном кресле-качалке и, по обыкновению, бездельничала, а ее сестра убирала остатки семейного обеда. На столе стояли грязные чашки и блюдца, тарелки с крошками хлеба и пирожных, на одной тарелке лежали бисквиты, а в центре располагался тяжелый сливовый пирог, украшенный марципаном и глазурью.

Убийство явно не испортило чьего-либо аппетита.

Миссис Тисдейл не поднялась и даже не перестала раскачиваться, а только сменила темп.

— Прошу прощения, что так поздно, но я зашел спросить, могу ли я вам еще чем-то помочь, миссис Тисдейл?

Лицо новоиспеченной вдовы удлинилось, и выражение комфорта сменилось на притворное горе.

— Как это мило с вашей стороны, суперинтендант. Думаю, сейчас ничего не нужно, меня поддерживает семья.

Хлоя сновала туда-сюда, перенося остатки обеда со стола на кухню, и время от времени бросала на Литтлджона почти застенчивый взгляд.

— Пожалуйста, присаживайтесь. Чашечку чая или легкую закуску?

Хлоя прервала свои труды и начала извиняться, что возможно, унесла еду из-под носа голодного человека.

— Мне так жаль. Я не подумала. Все эти события, вы знаете…

— Не переживайте, я поужинал. Не хочу беспокоить вас.

Миссис Тисдейл грустно улыбнулась.

— Тех, кому нечего скрывать, нелегко побеспокоить.

Был ли в ее словах какой-то намек на мужа и его недавнее поведение?

— Возьмете что-нибудь, мистер Литтлджон?

На буфете стоял поднос, где расположились два использованных стакана, один чистый и бутылка виски. Без сомнения, они недавно использовались зятьями. Миссис Тисдейл предложила Литтлджону налить себе, но он отказался: в бутылке оставалась всего столовая ложка виски.

Больше всего Литтлджона поразило отсутствие траурной атмосферы. Конечно, они не должны были держать в магазине тело усопшего, но обычно в доме умершего царит предпохоронная атмосфера, чувство подавленности и горя. Всего этого здесь не было. Миссис Тисдейл выглядела спокойной, а ее сестра — почти веселой. И только когда Хлоя наклонилась к нему, чтобы убрать тяжеловесный пирог, Литтлджон понял: в ее дыхании явственно ощущался джин.

Похоже, обе дамы что-то приняли для поддержания бодрости духа. Литтлджон окинул взглядом женщину в кресле-качалке.

Тонкие губы, две глубокие морщины между уголками рта и носа, узкие ноздри, низкий лоб и взлохмаченные седые волосы. На всем лице написаны недовольство и гордость. И разочарование в невзрачных блеклых голубых глазах.

Она обвиняла Тисдейла в том, что он предложил ей выйти за него замуж, хотя не имел возможности ее содержать. Завтра, когда придут соболезнующие, и послезавтра, когда в траурном платье она пойдет за гробом, миссис Тисдейл примет достойную позу, как и положено леди. Леди, которой, по ее мнению, Тисдейл помешал ей стать.

— Если вы будете здесь послезавтра, суперинтендант, я бы хотела, чтобы вы пришли на похороны.

Литтлджон ответил, что сделает все возможное, чтобы присутствовать.

— Думаю, соберется много людей. Наша семья уважаема в городе.

Она говорила слегка невнятно, и Литтлджон легко мог представить Хлою, уговаривавшую миссис Тисдейл выпить для успокоения нервов, с чем та слегка перестаралась.

— Вы родились здесь?

— Да. Моя мать была дочерью крупного мельника. Очень уважаемая семья.

— А ваш отец, майор, он тоже из этих краев?

— Да. Был судьей, пока не вышел в отставку. У него здесь много друзей.

Ни слова о Джеймсе Тисдейле. Неудачник, никчемный человек, который испортил все, что когда-либо пытался сделать, и закончил тем, что держал павильон на ярмарке.

— Вы вышли замуж молодой, миссис Тисдейл?

Внезапно из своей безвольной позы она перешла в наступление.

— Я бы сказала, слишком молодой. Потерявшей голову, неопытной. Не следует выходить замуж импульсивно, надо быть уверенной, что у мужа достаточно денег, чтобы содержать жену так, как она привыкла.

Казалось, она знала, что хотела сказать. Выучила это наизусть, но ей было тяжело расставить слова в правильном порядке.

В кухне Хлоя сражалась с посудой и не слышала этой диатрибы, иначе бы, вероятно, вмешалась.

— Отец отговаривал меня от свадьбы, но я была упряма. Человек всегда упрям, когда молод и неопытен. Я за это заплатила.

Из ее глаз упало несколько слезинок.

— Прошу прощения. Последние события меня очень расстроили. Я не совсем знаю, что собираюсь делать, суперинтендант. Вы очень добры, и полагаю, что могу вам верить. Фактически теперь я буду зависеть от детей.

Теперь она не плакала, а выглядела раздраженной.

— Вероятно, он не оставил мне и пенни. Не могу вам рассказать, с чем мне пришлось мириться в семейной жизни. Сначала это магазин — попытка продавать никому не нужные вещи. После свадьбы он признался, что скопил всего сто фунтов. Нам пришлось занять деньги, чтобы открыть магазин. Он начал рисовать картины, но это длилось недолго. В таком городе есть лимит на картины. Уверена, многие наши друзья и родственники покупали картины Джеймса из жалости. Должно быть, их дома заполнены ненужными картинами. Это было унизительно!

Она шла полным ходом вперед, а Литтлджон гадал, закончит ли Хлоя мытье посуды до конца этой исповеди.

— Потом он начал заниматься починкой велосипедов. Он сказал, что был велосипедистом. Представляете себе! Велосипеды! Подвалы были завалены колесами, цепями, шинами и трехскоростными шестернями. То есть магазином занималась я. Я к такому не привыкла. А затем пошли дети. Напряжение сломило меня, и долгое время я была инвалидом. Трое детей за четыре года. И этого было недостаточно!

— Чего было недостаточно, дорогая?

Хлоя, с улыбкой от хорошо сделанной работы, зашла в комнату и услышала последние слова жалобы.