Добравшись наконец до офиса, мы смогли убедиться, что жизньздесь бьет ключом. Возле дверей стояли две милицейские машины и «Скорая».Народ, никак не меньше десяти человек, суетился поблизости. Тут показалисьсанитары с носилками, и Ленка радостно взвизгнула:

— Живы охранники-то, живы.

— Откуда знаешь? — спросила я.

— Лица открытые, видишь? Если человек умер, лицо емузакрывают. Так положено. Ой, там Женька Игнатьев, пойду узнаю…

Не успела я сообразить, в чем дело, а Ленка уже подскочила кодному из санитаров. Носилки вкатили в машину, и парень закрывал дверь. Ленкастала с ним разговаривать, а я паслась в сторонке. Парня окликнули, он сел вмашину, а Ленка вернулась ко мне.

— Женька говорит, у всех троих огнестрельное.

— Троих?

— Ага. Одного раньше увезли.

— Не стоило тебе с ним разговаривать, вдруг заподозритчего.

— Да брось, нормальный парень, он у нас учится, напятом курсе, а на «Скорой» подрабатывает.

В тот момент к офису подкатил «Мерседес», и из него появилсяНаташкин работодатель. Признаться, я никогда не могла понять, что такого нашлав нем подружка. Я имею в виду времена, когда он не был козлом, хапугой иобманщиком, а звался просто Димой. Только и хорошего в нем, что брюнет, но иэто парня не особо красит, потому что на Димкином затылке уже наметиласьлысина, которую он пытается скрыть, для чего отрастил волосы и стал зачесыватьих назад. Невысокий, довольно щуплый, но уже с брюшком, лет тридцати пяти, что,по моему мнению, весьма близко к старости, голубые глаза такие маленькие и такглубоко посажены, что в смысле красоты от них тоже толку никакого. Нос широк идлинноват, а вот губы мне нравились. Наташка утверждала, что целуется онклассно, и это я вполне допускала. Дима любил дорогие тряпки и носил в ухесразу две сережки, не боясь прослыть педиком, за что я его уважала. Приятно,когда у людей есть убеждения.

Вообще, до трагических событий с деньгами, которые Димаподло умыкнул, я относилась к нему неплохо. Как к товарищу, я имею в виду.Наташке он, конечно, не пара, она себе десяток таких Дим найдет, а в остальном— нормальный парень. Когда выпьет, анекдоты травит, безропотно развозит нас подомам, даже в ресторан водит. Не часто, но пару раз такое случалось. Был он нето чтобы умен, но и не дурак. Конечно, «Джанго» от «Пятницы» он ни за что неотличит, но кран мне починил за десять минут.

Теперь Дима сурово хмурился, сразу направился в офис, но былостановлен бдительным сотрудником милиции. Дима принялся ему что-то объяснять, размахиваяруками, все это мы видели сквозь стеклянные двери. Близко подходить боялись,как бы нас Дима не заметил и не начал подозревать.

Ленка шмыгнула носом и неожиданно заявила:

— Диму жалко.

Я взглянула на нее с намеком на вопрос и изумление. По моемумнению, жалеть бы стоило нас самих — такие муки на себя приняли. И, подозреваю,это еще не все.

Ленка пояснила:

— Ограбили его.

— Так мы тоже хотели его ограбить.

— Тише ты! То мы… Мы же только ради справедливостихотели, потому что сжульничал, а теперь выходит, что он безвинно пострадал.

— Знаешь что, идем-ка домой, нам еще Наташке звонить срадостной вестью.

Мы побрели к остановке и вскоре были уже недалеко от дома.Но позвонить Наташке не получилось — по дороге я вспомнила, что мы должныуничтожить вешдоки, Наташка ведь утверждала, что сделать это надо ни минуты немедля, и я была с ней согласна. Если менты чего заподозрят… В общем, мыподхватили наши рюкзаки и потрусили к Наташке на дачу, которая находилась вдесяти километрах от города, и туда ходил рейсовый автобус. Будем отчитыватьсяперед Наташкой, хоть в одном порадуем: мол, никаких следов преступления.

Бензин мы нашли в положенном месте, но костер по неведомойпричине разгораться не желал. Провозились мы долго и вконец измучились. Потомеще пепел по ветру развеивали. Ветра, кстати, тоже не было. В конце концовзасыпали кострище землей, чтоб и следов не осталось, и с чувством выполненногодолга вернулись домой.

— Кто будет Наташке звонить: ты или я? — спросилая Ленку.

— Давай лучше ты. Только поделикатней, а то брякнешьсразу.., я тебя знаю, никакой интеллигентности.

— Тогда сама звони.

— Нет, я не могу. У меня нервы. Я практически сама несвоя.

Я набрала номер и услышала Наташкин голос:

— Вы дома?

— Ага, — ответила я, прикидывая, как быпоинтеллигентнее сообщить о нашем несчастье. — Ты это.., что сейчасделаешь?

— С тобой разговариваю, — насторожилась Наташка.

— Это понятно. А как разговариваешь? Сидя или стоя?

— Я вся издергалась, звонка ожидая. Телевизор пробоваласмотреть, с трудом могу усидеть на месте.

— Значит, ты сидишь, — уточнила я. — Этохорошо.

— Катька, вы в офисе были? — посуровела Наташка.

— Были.

— Да? — Она вроде бы усомнилась.

— Да были, были!

— Что, в шкафу просидели? Ленка в панику, и ты у нее наповоду…

— Паника имела место, но мы взяли себя в руки.

— И чего?

— Знаешь, Наташка, ты это.., лучше ляг, мне спокойнеебудет.

— Хмырь увез деньги в банк? — трагическим голосомначала угадывать она.

— Вот на этот вопрос я тебе не отвечу.

— Ты меня с ума сведешь! Вы у Димки были? Сейф вскрыли?

— У Димы были, а сейф кто-то вскрыл до нас. И вообще,там три охранника с огнестрельными ранениями, целый офис ментов, и Дима твой…

В трубке раздался страшный грохот, а Ленка, которая все этовремя стояла рядом и шипела мне: «Не спеши, поинтеллигентнее», заорала:

— Кто ж так человеку о горе сообщает, дура!

— Умная. Сообщала бы сама. Наташка, — позвалая. — Ты там как?

— Что с Димой? — прохрипела Наташка. — Онжив?

— Само собой, и охранники тоже вроде живы. Но все равномы очень волнуемся…

— Немедленно, слышишь, немедленно объясни, чтослучилось!

Я принялась подробно излагать, как Наташка и просила, а онав Геленджике принялась стенать и охать.