– Да, удачно у тебя вышло, – подтвердил Охотник, понимая, что из кучи мелких загадок сплетается одна большая.

Выдуманный Еремеем змей-разноглавец оказался наговоренным переворотнем, да еще с загадочной «сестрицей»-мертвячкой. Погосты разрывали оголодавшие гули. Самих гулей из похищенных по окрестным деревням мужиков наплодил чернокнижник, и он же согнал в Древнеместо обычно одиноких стриг. Только за каким худом патлатому бахвалу потребовалось столько упырей? Ведь будто войско собирал!

Теперь уже не спросишь, колдунчик свое получил, пусть и по заслугам, но прежде времени. Остается дойти своим умом.

– …Чтобы самого главного гада сразу да наверняка! – Иванушка жизнерадостно огрел спутника по спине, к счастью, богатырской. – И ведь хорошо получилось! Ведь хорошо же?

– Хорошо, – в который раз согласился Охотник, впервые за сутки чувствуя усталость.

Буланко это понял и легонько ткнулся носом в хозяйское плечо.

«Всё будет хорошо, – пообещал он. – Заяц бежит… Не душно. Мы вышли».

Алёша обернулся и благодарно погладил белую звездочку под спутанной вороной челкой. Может, и в самом деле всё будет хорошо… а нет – всё одно прорвемся.

Пыря выпятил нижнюю губу и часто заморгал. Ослепленные яркой вспышкой глаза какое-то время привыкали к полутьме, левое запястье саднило, причем с каждым мгновением всё сильнее, а в ноздри бил резкий запах паленой шерсти. Глянув на руку, где еще недавно красовался шипастый браслет надзорника, Пыря всё окончательно понял и тихонько взвыл. Ай-ай-ай! Смерть хозяйчика разрушила связь между ним и служкой, и тут же сработало укрытое в браслете заклятие возврата – оно вернуло Пырю к истинному владыке и оставило на память широкий ожог на мохнатом запястье. Больно-то как! И обидно!

Расстроенный шутик огляделся, одновременно дуя на желтоватые пузыри. Волшба переместила его из гущи сражения в Громовые Палаты Бугры-горы, похоже, куда-то в западную галерею. Батюшка Огнегор где-то рядом, но, прежде чем идти с донесением, следовало все обмозговать…

Левое нижнее веко Пыри предательски задергалось. Остолоп Вещор дал-таки напоследок маху. Захотел впечатлить истинного хозяина, доставив в Бугристую долину укодлака, и положил всех, кого собрал за четыре месяца. И ладно бы треклятый Фуфыра угробил всех гулей, стриг и самого себя, но ведь лободырный недоносок похоронил Пырину мечту о шапке с огненной опушкой…

Костерил шутик и подлых Охотников, обдуривших не только хозяйчика, но и самого Пырю. И ведь додумались! Один стал приманкой, а другой выждал, когда Вещорка клюнет, да напал сзади! Теперь батюшка не только без новых воинов остался, но и справных обученных рабов потерял. Что уж говорить о пропаже книги, выданной Фуфыре из сокровищниц хозяина!..

А ведь батюшка ой как суров к провинившимся, и теперь Пырю ждет не желанный высокий чин, а как бы не развоплощение…

Будь Пыря человеком, он просто бы удрал, избегая участи дурных вестников, которым, как известно, лихие правители рубят головы, но шутик – существо волшебное, подневольное и истинному владыке преданное до кончиков коготков. Батюшка Огнегор создал Пырю для верной службы, и противиться своей природе мохнатый горемыка не мог, как бы страшно ни было. Он провинился – и должен доложить о своем проступке. Ох и боязно, а что делать? Вздохнув и привычно подтянув штаны, шутик захромал по длинному коридору в сторону, где, как он чуял, находился обожаемый повелитель.

Высоченные потолки терялись в темноте, а рубленый, ровный проход тянулся вперед, в самое чрево Бугры-горы. Здесь было тихо, спокойно и сухо, и Пыря почувствовал некое успокоение, притупившее воспоминания о горячке недавнего боя и даже приглушившее тревогу от предстоящей встречи с суровым владыкой. Ведь в родных, привычных стенах и помирать не так страшно…

Двое охранников-текрей, что стерегли вход в Советный зал, заметив шутика, лишь глухо буркнули что-то на своем наречии и мотнули рогатыми головами, проходи, мол. Пыря беспрепятственно миновал высоких худов и оказался в знакомом чертоге с темными стенами и сводчатым потолком, с которого свисал светильник с полусотней толстых черных свечей.

Как и везде в Громовых Палатах, здесь царили прямые линии и уютная строгая красота без излишеств. Проходя мимо стены, на гладкой поверхности которой отражался свет свечей, Пыря невольно вспомнил славные деньки, когда он лишь начинал службу надзорником и заставлял мелких кузутиков вылизывать камень стен до зеркального блеска. Тогда батюшка Огнегор только обустраивался в Бугре-горе… Ах как давно это было, а кажется, будто вчера!

За яшмовым столом, склонившись над толстой книгой, сидел опир-еретник Смага. Ближайшего Огнегорова советника Пыря побаивался чуть ли не больше, чем хозяина, а потому благоразумно обошел его по широкой дуге, направляясь к высокому постаменту с лестницей. Ступеньки вели к массивному резному креслу из темного дерева, к левому подлокотнику которого был прислонен чародейский посох – искусно окованный, с большим красным диамантом в навершии.

А в самом кресле сидел истинный владыка Пыри, великий колдун, батюшка Огнегор – невысокий старец с узкими плечами и большой головой. Седая умасленная борода тянулась от подбородка аж до ножек кресла. Сегодня хозяина одели в кроваво-алый, расшитый узорами домашний кафтан поверх золотой шелковой рубахи с высоким воротом, темные шаровары и сапоги из мягкой красной кожи. Голову покрывала причудливая, украшенная рубинами, гранатами и жемчугом высокая островерхая шапка с тиарой, от которой спускались две широкие вышитые ленты. Кто подбирал батюшке наряд, Пыря не знал, но искренне полагал, что хозяина он красит. Хозяину любой наряд идет.

Поджав под себя одну ногу, Огнегор сидел на мягких подушках и внимательно рассматривал древний свиток. Повелитель нынче выглядел хуже обычного – под глазами набрякли темные мешки, глубокие морщины исчертили бледное лицо. По всему видать, что устал. Да и неудивительно, ведь весь в трудах, чахнет над своими книгами день-деньской…

У подножия кресла, держа на головах и в руках стопки книг, как раз переминались с ноги на ногу несколько кузутиков, а чуть поодаль, возле высоких кованых светильников с десятком дорогих бездымных свечей торчал ненавистный Линяло.

Сложив руки на груди, он смотрел на вошедшего в зал шутика презрительно и свысока, как на простого служку. Спесь и высокомерие соперника не раз заставляли Пырю скрипеть зубами от бессильной злобы. Увы, Линяло мог себе позволить подобное нахальство, ведь этот выскочка был служкой высокого чина, о чем свидетельствовали и шапка с огненной опушкой, о которой так мечтал Пыря, и золотой шипастый наруч на левой руке, и дорогая плетка-семихвостка за поясом. Ничего, придет время, будет и на нашей улице праздник. Если только хозяин не убьет… Ох… Успокоившийся было Пыря вновь забеспокоился о грядущем.

Услышав цокающие по гладкому каменному полу коготки, Огнегор небрежно отбросил свиток – его тут же подхватил кузутик с драным ухом и, деловито скатав в трубочку, вновь замер. Не проронив ни слова, хозяин поманил Пырю пальцем и похлопал по правой ручке кресла. Быстро забравшись наверх, надзорник устроился на широком подлокотнике, свесив ножки. Не спеша с докладом, он отвел глаза, избегая проницательного взгляда владыки, но тот, судя по сведенным бровям, и сам догадался, что служка не сам по себе вернулся, а значит, что-то произошло с Вещором.