Стараясь не дрожать, медленно, с решимостью смертника, идущего на эшафот, я опустилась на подставленный под меня стул…

– Предлагаю назначить границы невозможного… – усевшись напротив меня, Гордеев лениво водил пальцем по краю бокала, уже наполовину опустошенного.

Его чары уже начали действовать, оплетая меня, чувственно сжимая и поглаживая во всех нужных местах…

– З-зачем? – тряханув головой, я попыталась сбросить путы, вырваться из сладкого, затягивающего куда-то глубоко омута. Увы, получилось лишь немного ослабить напряжение…

Какая же я, однако, была дура, думая, что смогу тягаться с ним.

– Я назову то, до чего думаю, что смогу довести тебя. Ты же назови свое «невозможное». То, что ты не сделаешь ни при каких условиях.

Моя рука, словно сама по себе дернулась к молнии на джинсах, и сама же по себе надавила на промежность, потянув замочек вниз. Ахнув, я отдернула ее, сжимая ноги и ругаясь себе под нос – казалось, любое прикосновение к телу способно заставить меня стонать. А стонать было ни в коем случае нельзя.

Нельзя, нельзя, хватит, успокойся уже! Черт! Никогда!

– Никогда… не разденусь перед вами! – выдохнула, снова дергая молнию вверх.

Он бархатно рассмеялся.

– Глупышка… Если я того пожелаю, ты не просто разденешься, ты скинешь все, до самой последней бретелечки, а потом еще и минет мне под столом сделаешь. Причем, раньше, чем мы закончим сегодняшний ужин… А точнее, вместо него…

Я задохнулась от негодования. И от жаркой, совершенно необъяснимой волны возбуждения, взорвавшейся между бедер и окатившей меня при этих словах.

Яснее ясного встала перед глазами картина – здоровенный мужской орган, готовый к бою и напряженный до предела – ровный, гладкий… с аккуратными, темными прожилками… и мое лицо над ним – раскрасневшееся, с приоткрытым припухлым ртом.

– Боже… – прошептала, до боли сжимая ноги с ладошкой между ними.

Стало совсем жарко, кожа ныла и пульсировала, требуя прикосновений…

Хорошо, девочка моя… а теперь возьми меня губками… вот так…

Картина в моем воображении изменилась – к лицу добавилась мужская рука, вплетающаяся в мои волосы, приподнимающая меня над членом… и опускающая открытым ртом обратно, на крупную головку…

О да, малыш… глубже…

С другой стороны стола раздался странный звук, похожий на хруст стекла…

Облизывая губы и уже готовая и в самом деле полезть под стол, я замерла, вбирая в себя удивительную картину – откинувшись на спинку стула, ректор Гордеев сидел с закрытыми глазами и сжимал в кулаке остатки лопнувшего и разлетевшегося по скатерти хрустального бокала.

Я моргнула. Возбуждение спало на несколько градусов, позволяя думать. И задать себе резонный вопрос – а с какого это перепугу я плыву от картины собственного лица над чьим-то членом? Вроде не было у меня никогда фантазий отсосать кому-нибудь на досуге…

А ведь это не я возбудилась! – вдруг стало понятно, как день. Это он! Это ректор представил себе меня, медленно заглатывающую его член! Вдохновился от этой картины и передает мне то, что представляет и чувствует сам!

Так вот как это работает! И ведь если бы не лопнувший и отвлекший меня бокал, я бы так и не поняла, в чем дело! И все действительно могло закончиться «минетом под столом»!

Судя по тому, что на бокал ректор до сих пор не обратил внимание, он всё еще пребывал в своих сексуальных фантазиях. Интересно, что я там уже делаю? И смогу ли снова «подключиться» к его потоку сознания?

И стоит ли?

Чуть не зарычав на себя – слишком много вопросов! – я нетерпеливо закрыла глаза и позволила мягким, кружащим вокруг стола «эманациям» подхватить себя…

Ох, не зря ли?

В фантазии господина ректора я уже вовсю работала над его эрекцией, погружая ее в горло так глубоко, как в реальной жизни никогда не смогла бы.

И снова внизу живота загорелось огнем – стянулось все в остром, горячем предвкушении… будто это он мне, а не я ему… Будто это его губы и язык скользят по самым моим чувствительным местам, и его пальцы сжимают и массируют вдоль клитора, осторожно проникая внутрь…

Тягучим удовольствием выгнуло спину. Воображение расшалилось, заставляя господина ректора содрать с меня футболку и лифчик и атаковать никем еще не целованную грудь... Всасывать напряженные, сверхчувствительные соски – резко, сильно, почти больно… и отпускать, мягко водя вокруг языком…

– Еще… там, там, ниже… – заныла умоляюще, хватая его за руку и направляя ее вниз – в снова расстегнутую ширинку джинсов. Вцепляясь пальцами ему в волосы…

И вдруг понимая, что они не такие густые и мягкие, какими я их себе представляла…

Они, на самом деле, довольно жесткие – напоминающие… ткань? Подушку? Чашки от лифчика?!

Что за хрень?!

Тяжело дыша, я заморгала, приходя в себя и фокусируя расплывшееся зрение…

И увидела ректора, сидящего там же, где и сидел раньше – по ту сторону стола, все так же сжимая в пальцах ножку от лопнувшего бокала.

Не мигая, ярко-золотыми глазами, Гордеев смотрел на меня так, словно это была не я перед ним, а изысканный, экзотический деликатес – какое-нибудь парфе в винном соусе, с расплавленным шоколадом внутри…

Я даже испугалась на мгновение – а вдруг эти Василиски еще и людоеды?! Сожрет еще, а я тут боюсь, что соблазнит, наивная...

– Продолжай, – шумно сглотнув, приказал он. – Закрой глаза и продолжай…

Не глядя, не сводя с меня глаз, он потянул ко рту разбитый бокал.

– Стойте! – все вокруг сфокусировалось. Предупреждающим жестом я попыталась выкинуть руку вперед – отчего-то сама мысль о том, что он может вот так порезаться, была мне неприятна.

Однако рука застряла в чем-то внизу, зацепилась и никак не поднималась. Не совсем понимая, в чем дело, я опустила взгляд вниз… и взвизгнула от ужаса – почти полностью моя ладонь была там! Погружена в раскрытую ширинку, двумя пальцами уже между складочек – мокрых и ноющих от напряжения… Ноги чувственно расставлены, бедра вперед – всё как у какой-нибудь развязной шлюхи из борделя или нимфоманки.

Вторая рука была не в лучшем положении – просунутая под футболку и лифчик, сжимала мою голую грудь, пропуская между пальцами сосок – так же, как делал это он, когда ласкал меня.

Медленно, словно боялась пораниться, я вытащила одну руку, затем вторую… Не зная, что делать с той, что была в штанах, держала ее на весу…

– Оближи… – хрипло подсказал Гордеев. – Или иди сюда, и я оближу тебя всю…

Выброшенный бокал звенькнул на полу осколками, рука ректора метнулась ко мне…