— Пожалуйста… — начала было она.

Я не стала слушать.

— Хуже всего: вы дали мне позвонить отцу жертвы и сообщить, что мы взяли убийцу. — Я представила Зака Робертсона, каким только что оставила его в номере отеля с ламинированной фотографией его покойного ребенка. Видение распалило ярость, я подалась вперед через узкий стол и понизила голос: — Как вы могли пустить туда отца, как вы могли показывать ему останки дочери, замученной до смерти, сообщить, что наконец взяли убийцу, чтобы на следующий день сказать ему, мол, мы ошиблись, не бери в голову? Есть у вас хоть малейшее понятие о том, через что прошел этот человек и как теперь донести до него нашу «плохую новость»? Не-ет, Флойд Линч — тот самый что ни на есть. Он сделал это.

— Можно вас попросить хотя бы выслушать меня?

Я была склонна продолжить скандал, но не хотела повторяться. Поэтому допила остатки водки пополам с водой и удовлетворила свой гнев яростными взглядами, убрав руки под стол, чтобы никто не видел, как я ковыряю кутикулы. Пару последних лет я чувствовала себя такой умиротворенной, что совсем отвыкла от этой гадости.

Коулмен приняла мое молчание за временную уступку. Она начала с извинений за попытку манипулировать мной, но это-то меня расстроило меньше всего. Затем переключилась на папку с делом «Шоссе-66» и открыла страницу с двумя колонками: в левой — психологический портрет серийного убийцы, составленный Зигмундом, а в правой — психологический портрет Флойда Линча.

— Лично я насчитала девятнадцать пунктов. Как образец использовала таблицу Дэвида Вайса и нашла девятнадцать несовпадений.

Я взяла у нее папку, пробежала глазами страницу и увидела несколько характерных черт, которые уже подметила в Линче.

— Ладно, он не настолько психически крепок, как мы полагали. Он не столь хорошо организованный и не очень четко умеет выражать свои мысли, как нам представлялось. Подумаешь, немного не угадали. Не всегда попадаешь в точку. — Я бросила папку на стол. — К тому же Вайс в своей книге сам говорит, что психологические портреты не основание для обвинений. Только факты. А фактов у нас полно. Линч хранил журналы со всеми подробностями. Он привел нас к телу Джессики.

— Все это я знаю. — Коулмен чуть поежилась.

— Сперма на ее теле совпадает с его. Он возил в своей машине жертву, убитую таким же способом, с таким же посмертным расчленением. Он знает об ушах и знает, что это была скрываемая нами информация. Никто, кроме работавших по делу, не знал об этих ушах.

Коулмен выглядела так, будто сейчас метнется через стол, чтобы физически заставить меня заткнуться.

— Он не знает, где уши, — сказала она.

— Что?

— Помните мысль Вайса о важности «трофеев» и «сувениров», насколько они ценны для убийцы? Флойд Линч не смог сообщить мне, где хранит уши. Сказал: забыл.

На секунду я задумалась и выдала «аргумент»:

— Он просто не хочет говорить вам.

— А все остальное захотел?

— Ему надо сохранить их для себя навеки. Даже если отправится за решетку до конца своих дней, он всегда будет помнить, где уши.

— Именно так они все и отреагировали, когда я рассказала им. Моррисон, прокурор Адамс Вэнс, даже Роял.

— Роял?..

Я застала Коулмен врасплох. Зигмунд был прав. Ради ее же блага я надеялась, она никогда не будет пытаться интриговать и блефовать. Она чуть запнулась:

— Хьюз… государственный защитник. — Спустя мгновение Лаура пришла в себя и продолжила: — Все сказали, что это маленький пунктик в огромной массе чертовых фактов. Они все так хотели этого задержания. Общественный резонанс колоссальный, директор лично позвонил поздравить Моррисона, так что он теперь не отступится. Помните, это ведь Бюро организовало комиссию по поимке «шоссейного» серийного убийцы несколько лет назад.

— Короче говоря, вы надеетесь, что вашу работу сделаю за вас я. Вам бы набраться храбрости и заставить Моррисона назначить дополнительное расследование. Как положено по протоколу.

Услышав последнее, Коулмен отвела глаза, но не сдалась:

— Послушайте, мы нашли тело Джессики. Что касается мистера Робертсона, это самое главное, не правда ли? Вот почему он был здесь — потому что настаивал на том, чтобы взглянуть своими глазами.

— Дорогая, вам, по-моему, лучше вернуться к своему прежнему занятию — борьбе с мошенничеством.

— Пожалуйста, не называйте меня «дорогая», я не заслуживаю этой снисходительности.

А по-моему, заслуживает. Я пропустила мимо ушей ее просьбу и продолжила:

— Конечно, мы с уважением отнеслись к желанию Зака видеть тело Джессики. Но дело в том, что этому желанию уже семь лет, так же как и жажде справедливости. Очень плохо, что Линч планирует избежать смертного приговора. Хуже уже быть не может, и все потому, что у вас не хватило мужества продавить верное, по-вашему, дело.

— Принести вам еще что-нибудь?

Коулмен и я одновременно рывком выпрямились, услышав голос: мы забыли, что сидим в ресторане. Не знаю, как долго уже Шери стояла рядом. Мы нахлобучили улыбки, которые, с точки зрения официантки, скорее напоминали злобные гримасы.

— Нет, счет, пожалуйста, — сказала я.

Шери собрала тарелки и удалилась.

— Вы не лучше Моррисона, — бросила Коулмен, скрестив руки и глядя на меня так, будто это худшее обвинение в ее арсенале.

— Чушь! — Единственное, что мне пришло на ум в этот момент.

Однако Коулмен это не прошибло.

— Так как все же насчет Флойда Линча? Что, если он невиновен в убийствах на Шоссе шестьдесят шесть?

— Невиновен? Коулмен… Он трахает мумий.

Все в помещении оглянулись на нас, и я поняла, что невольно перешла на «уличный» голос.

— Нет ни одного реального свидетельства того, что он убийца, а не элементарно нашел это тело. Мы не можем доказать, что он убил ту женщину из его грузовика. И вы собираетесь сажать за решетку на всю жизнь человека за надругательство над трупом? Само по себе омерзительное занятие, но это не является преступлением, караемым смертной казнью, — тихо договорила Коулмен.

Она была права. Людей осуждают на срок за преступления, а не за их натуру. В своей карьере мне приходилось говорить нечто подобное не один раз. Я смотрела на осанку Лауры, которую она умудрялась сохранять прямой, даже когда склонялась над столом, и ее натурально вьющиеся волосы, и ее профессионально скромные очки — и задавалась вопросом: а что, если проведенный ею анализ дела демонстрирует такое же совершенство, то же внимание к деталям?

— Вы принуждали его? Снабжали информацией? — спросила я.

— Клянусь, нет. Моррисон хотел, чтобы все шло правильно, поэтому мы делали видеозаписи всех допросов. Проверьте.

— Тогда, как думаете, почему он сознался? — Опыт подсказывал, что всякий раз такое происходит по какой-то чертовски убедительной причине.