«Зафиксировав» мой алкоголь, Коулмен оглядела помещение, других копов и как будто осталась недовольной: то ли класс ей показался низковат, то ли просто не понравилось.

— Так почему же вы все-таки перешли из мошенничества в убойный? Обычно делают наоборот, — спросила я.

— Почувствовала, что должна так поступить, — чуть заметно пожала она плечами и чуть приподняла уголок рта, сопроводив этими жестами свой «неответ».

Для человека, с такой готовностью откликнувшегося на приглашение встретиться, она слишком юлила и смотрела чуть мимо глаз. Под предлогом поскрести пальцами под короткими кудрями, Лаура провела рукой по бледно-розовой родинке на правом виске, словно полагала, что это ее единственный изъян, и хотела его скрыть. Кроме этого моего впечатления, возникло еще и предположение, что в старших классах она была из тех девочек, что ездят на нарядных платформах во время костюмированных шествий.

Вернулась официантка.

— Решили, что еще будете заказывать? — спросила она таким тоном, будто здесь действует норма, сколько раз она должна подходить к столу.

Странно, но, проведя последние два дня в обществе серийного убийцы и расчлененных трупов, ни одна из нас не нашла в себе мужества или сил воспрепятствовать давлению напористой обслуги. Мы уклонились от борьбы и заказали по салату тако. Когда Коулмен закрыла меню, я заметила имя на обложке:

— «Кантина Эмери», — прочла вслух я. — Это ирония?

— Нет, а что? — удивилась официантка.

— Кантина. Эмери. Эмери — такое же мексиканское, как, например… Мойше, — предположила я, чувствуя, как водка стимулирует мою креативность.

— Мексиканская тема — характерный лейтмотив для Юго-Запада, — объяснила она, постаравшись придать лицу серьезность и показав ладонью на бармена. — Это Эмери, владелец. Он венгр. Меня зовут Шери. И я не венгерка.

Упомянутый венгр угодливо согнулся над барной стойкой к полицейскому, который явно находился не на службе и также явно не придерживался правила «двух легких пива». До меня долетело слово «такси».

Я подняла стакан и позвенела остатками льда.

— Шери, а вино у вас есть? — спросила Коулмен.

— Бургундское нормально пойдет после первого бокала, — ответила она.

— Чай со льдом, пожалуйста.

— Да ладно, — возмутилась я. — Попробуйте еще разок.

— Хорошо, светлое пиво. Любой марки.

Шери удалилась выполнять заказ.

— Лейтмотив? — переспросила я не оттого, что заинтересовалась, но чтобы прервать непродолжительное неловкое молчание, которое Коулмен удалось пока заполнить только пристраиванием своего жакета на спинку стула, возней с салфеткой, обернутой вокруг ее приборов, и затем полировкой своих очков этой же салфеткой.

— Все в Тусоне либо получают дипломы, либо пишут книги, — сказала Коулмен и кинула взгляд в дальний угол бара.

Там пристроилась Шери, после того как принесла нам пиво и вторую водку. Она читала вводный курс руководства по криминальному праву, прислонив его к одной из банок с маринованными свиными ножками, которые никто никогда не ест.

— Мне это известно. Я вот о чем: какая разница между лейтмотивом и очевидным мотивом? — приставала я к ней.

— Не знаю, — призналась Коулмен и впервые с момента нашей вчерашней встречи улыбнулась. Однако по-прежнему избегала прямого взгляда. И вновь провела рукой по своей родинке.

Может, у нее неприятности из-за того, что она привлекла меня и Зига без разрешения Моррисона, но Коулмен пока не готова рассказать. Мы побеседовали немного о местном офисе «конторы», о людях, которых обе знали, еще немного выпили, еще немного посплетничали, съели наши салаты, когда их подали, но Коулмен все тянула и не сразу дошла до причины, по которой с такой готовностью согласилась встретиться со мной. Дело было не в моей известности или извинении за ее упущение в следовании протоколу. Она провела четкую границу и хотела, чтобы я была по одну сторону с ней.

— Так что вы думаете о Линче? — Лаура словно пришпилила меня взглядом, пытаясь уловить реакцию, прежде чем я заговорю.

Ощущение, возникшее у меня на месте преступления, рядом с Линчем, вернулось, но я попыталась подавить его и осторожно ответила:

— Самовлюбленный, бесстыжий, омерзительный. Социопат до мозга костей. Хотя я представляла его несколько другим.

— А каково о нем мнение доктора Вайса? Я ознакомилась с данной им характеристикой убийцы по делу «Шоссе-66» в «Психологическом портрете преступника». Он считает, что Линч соответствует ей?

Я почувствовала, что впервые за день улыбаюсь искренне:

— Для полноты впечатления необходимо, чтобы название прозвучало целиком: «Теория и практика составления психологического портрета преступника. Комплексный подход к материалам дела». Зигмунду было бы ужасно приятно узнать, что кто-то читал его.

— Зигмунду? Вы имеете в виду Дэвида?

— Ну конечно Дэвида. Мы давно знаем друг друга, с тех пор как в семидесятых его откомандировали сюда помогать в создании подразделения по изучению поведенческой науки. Зигмундом мы прозвали его в честь Фрейда: знаете, как это бывает, каждый обязательно получает свою кличку.

— Вчера видела, как вы с ним разговаривали. И просто подумала: может, у него есть на этот счет мнение.

Передо мной будто вспыхнул свет. Теперь я поняла, что Коулмен не проинформировала Моррисона не потому, что забыла о процессуальной норме. После увольнения Вайса я оставалась единственной, к кому она могла обратиться, и гадала — почему? Я припала к напитку, изображая спокойствие и одновременно обдумывая ответ. Я не сказала ей, что Зигмунд вообще отказался распространяться на эту тему.

— Не знаю, есть кое-что неожиданное. Для начала мы представляли парня более крепкого, который мог поднять пятьдесят килограммов «мертвого» веса над головой, чтобы затолкать в кабину своей машины. Также я всегда рисовала себе убийцу «Шоссе-66» смышленее, но все, разумеется, на уровне догадок. А почему вы об этом спрашиваете сейчас?

Коулмен сделала глубокий вздох. Ее тело сжалось, словно она ждала, что я немедленно перегнусь через стол и начну ее колошматить. Она запустила руку в сумку и вытащила объемистую папку, которую положила передо мной с такой осторожностью, будто в ней лежала взрывчатка. И наконец выдала:

— Потому что у нас, похоже, самооговор.

Нельзя сорок лет лавировать в политике Бюро, не понимая, что есть что. Желание поддержать коллегу и сочувствие к Коулмен испарились, как только я осознала последствия ее слов. Полное дерьмо — так ей и сказала.

— Так вот зачем вы хитроумно вызвали меня с Вайсом, не получив разрешения своего шефа. Вы ходили к Моррисону, и он не купился. Тогда вы попытались привлечь на свою сторону Вайса, однако он не стал обсуждать дело без присутствия Линча в первую очередь. Теперь, когда Вайс уехал, вы пытаетесь использовать меня — чтобы подстраховаться. Вы и вправду думаете, что можете натянуть на меня эту рубаху?