Если состояние напряжения существует, то последствия решения боем всегда будут значительными, отчасти потому, что в нем проявится большая сила воли и большее давление обстоятельств; отчасти потому, что все было приготовлено и устроено для крупных изменений. В подобных случаях решение напоминает действие заложенной начиненной порохом мины, тогда как событие, может быть само по себе столь же крупное, но происшедшее в период передышки, более или менее напоминает вспышку пороховой массы на открытом воздухе.

Само собой разумеется, что состояние напряжения может иметь различную степень, и поэтому оно постепенно может перейти в состояние передышки.

В результате этих размышлений можно сделать следующие выводы: любое мероприятие, предпринятое в момент напряжения, важнее и результативнее, чем то же мероприятие, предпринятое в состоянии равновесия, и оно тем важнее, чем выше степень напряжения.

На том участке местности, который противник оставляет нам, потому что не может его защищать, мы должны обосноваться не так, как сделали бы это, если бы враг отступил только с целью принять решение в более благоприятной обстановке. Во время стратегической атаки противника неправильно выбранная позиция, один неверный марш может иметь решающие последствия; тогда как в состоянии равновесия подобные ошибки должны быть очень крупными, чтобы возбудить какую-либо деятельность противника.

Большинство войн прошлого, как мы уже говорили, основную часть времени проходили в состоянии равновесия или, по крайней мере, в таких коротких периодах напряжения с длительными интервалами между ними и таких слабых по своему эффекту, что их последствия редко имели большой успех. Часто они были своего рода театральными представлениями, даваемыми в честь дня рождения коронованной особы (Хохкирх)[7], часто просто удовлетворяли честь оружия (Кунерсдорф)[8] или тешили личное тщеславие полководца (Фрейберг)[9].

Мы считаем очень важным, чтобы полководец ясно понимал эти обстоятельства и имел необходимый такт, чтобы вести себя в соответствии с их духом, а опыт кампании 1806 года[10] подсказывает нам, как его порой не хватает. В момент гигантского напряжения, когда все шло к решительной развязке, казалось бы, одно это со всеми последствиями должно было занимать всю душу полководца. Вместо этого были предложены и даже отчасти предприняты мероприятия (например, разведка во Франконии)[11], которые даже в состоянии равновесия, самое большее, могли дать шаткую надежду на успешный результат. Из-за этих ошибочных схем и размышлений, поглощавших активность армии, были упущены из виду по-настоящему необходимые меры, которые могли спасти положение.

Это умозрительное различие, которое мы провели, необходимо нам для дальнейшего успеха в построении теории. Все, что мы потом скажем о наступлении и обороне, а также об осуществлении этого двухстороннего акта, связано с состоянием кризиса, в котором находятся силы в момент напряжения и движения. Всю деятельность, которая может происходить в периоды равновесия, мы будем рассматривать как побочную. Указанные кризисы и являются настоящей войной, а состояние равновесия лишь ее отражением.

Понятие боя

Бой означает вооруженную борьбу, цель которой — уничтожение противника или победа над ним, противником же в данном бою является противостоящая нам другая сила.

Если предположить, что государство и вооруженные силы — одно и то же, тогда естественнее всего представить войну как один большой бой. Но наши войны состоят из числа больших и малых, одновременных или последовательных боев, и это разделение деятельности на многие отдельные действия вызвано множественными отношениями, из которых возникает война.

Фактически конечная цель наших войн, политическая, не всегда так уж проста. Но даже если это так, все же действие связано с таким числом условий и соображений, которые надо учесть, что цель не может быть достигнута одним большим актом, а только в результате ряда более или менее крупных актов, связанных в одно целое. Следовательно, каждый из этих отдельных актов является частью целого и имеет особую цель, которой он связан с целым.

Что побеждает противника? Несомненно, уничтожение его вооруженных сил, будь то через смерть или раны или какими-нибудь другими средствами; полностью или до такой степени, что он просто больше не может продолжать борьбу. Поэтому, отбросив все особые цели боев, мы можем рассматривать полное или частичное уничтожение вооруженных сил противника как единственную цель всех боев.

Мы утверждаем, что в большинстве случаев, и особенно в крупных боях, особая цель, которая характеризует бой и связывает его с целым, является всего лишь слабой разновидностью этой общей цели, достаточно важной, чтобы характеризовать бой, но всегда незначительной по сравнению с общей целью. Если это утверждение верно, тогда мы видим, что идея, согласно которой уничтожение сил противника есть только средство, а целью является что-то другое, может быть верна только по форме, но она ведет к ложным выводам, если не вспомнить, что уничтожение сил противника входит в эту цель и что эта цель — всего лишь слабая разновидность стремления к уничтожению противника.

Но как же нам удастся доказать, что в большинстве случаев, и притом в самых важных, уничтожение неприятельской армии является главной задачей? Как нам удастся побороть крайне хрупкую точку зрения, допускающую возможность достигнуть больших результатов с помощью особо искусных методов, или путем сравнительно ничтожного непосредственного истребления вражеских сил, или путем нанесения мелких, но искусных ударов, парализующих противника и подавляющих его волю, что заставило бы смотреть на этот образ действий как на сокращение пути к намеченной цели? Несомненно, победа на одном участке может иметь большую ценность, чем на другом. Несомненно, и в стратегии существует искусный распорядок боев и установка связи между ними, да стратегия и заключается в этом искусстве. Отрицать это не входит в наши намерения, но мы утверждаем, что всюду и всегда господствующее значение имеет непосредственное уничтожение вооруженных сил противника. Именно это господствующее значение мы и отстаиваем для принципа уничтожения.