Просунув в микроскопическое отверстие кончик шпильки, я быстро освоилась с этим механизмом.

Непростую науку взлома мне довелось изучить во время расследования убийства одного крупного государственного деятеля.

Довольно банальное убийство из ревности весьма осложнялось тем, что труп политика был заперт в его собственном сейфе.

Пришлось вызывать специалиста.

Старый взломщик многому научил меня тогда.

А я оказалась прилежной ученицей.

Мало ли какие навыки могут пригодиться в жизни!

История давняя, но хорошо, что я запомнила все тонкости трудной работы медвежатника.

Я жала на шпильку, установив ее в нужную позицию.

Действовать надо было нежно, но непреклонно, осторожно двигая рукой.

Словно соблазнитель малолетних, добирающийся до трепещущего лобка своей жертвы.

Клац — и все дела.

Дверь слегка приоткрылась, как будто приглашая меня покинуть место заключения.

Я осторожно выглянула в гостиную.

Вроде никого.

Тихой змейкой проскользнув через комнату, я выбралась в коридор.

Меня слегка шатало.

Как от голода, так и от недавнего удара по голове.

В глазах рябило даже от тусклого света бра, развешанных вдоль по стенам.

Уводящая вдаль ковровая дорожка показалась мне неким пресмыкающимся, по спине которого мне предстоит идти.

На затылке явно вспухала шишка.

Черт, они мне за это заплатят!

Вот только доберусь до Павла Алексеевича…

Впрочем, зачем далеко ходить?

Сквозь щелку в двери показалась спина коридорного.

Меланхолично жуя жвачку, он медленно, вразвалочку направлялся к своему столу.

Коридор был пуст.

Словно обезумевшая рысь, я прыгнула ему на шею.

Вцепившись рукой в его шелковистые волосы, я задрала его голову назад до отказа.

Кажется, я тогда даже зарычала от ярости и чересчур сильно сдавила пальцами его кадык.

Парень настолько ошалел от неожиданности, что даже не пробовал сопротивляться.

— Это не я… — прохрипел он, увидев мои выпученные от ярости глаза.

— Как это не ты? — удивилась я.

— Не я вас… — пояснил он с трудом.

— Тогда кто? — настойчиво спросила я, надавив на его горло посильнее.

— Марков… Пустите… — извивался коридорный, словно уж перед смертью.

— Будешь кричать — шею сверну, — пообещала я жутким шепотом.

И одним четким ударом ребра ладони за ухом отключила его от реальности.

Минут тридцать он будет валяться без сознания.

А значит, не помешает мне обследовать пространства борделя.

Но возлежать, раскинув руки, посреди коридора ему явно не следует.

Придется заняться переноской тяжестей.

Поднатужившись, я втащила его в комнату номер восемь.

Утерев пот, доволокла бесчувственную тушу до спальни и возрузила на кровать, еще хранившую углубления, оставленные моим телом.

Теперь меня интересовала комната номер шестнадцать.

Осторожно пробираясь по коридору к лестнице, ведущей на второй этаж, я остановилась и прислушалась.

Из-за двери с номером четыре доносились чьи-то сдавленные хрипы.

Может быть, там расправляются еще с какой-нибудь жертвой?

Я подергала за ручку, но дверь не подалась.

Ключа в скважине не было.

Тогда я нагнулась и заглянула в продолговатое отверстие.

Только коричневые шторы со стилизованными драконами на окнах.

В нерешительности я прикусила палец.

Что же делать?

Крики между тем усиливались.

Даже по коридору раздавалось их слабое эхо.

Эхо?

Стоп.

Откуда здесь эхо?

Да еще такое странное…

Как будто стереоэффект.

Я обернулась в сторону слабого отражения звука.

Оказывается, он исходил от стола коридорного.

Заинтригованная загадочным акустическим эффектом, я подошла поближе.

И таинственный феномен разрешился сам собой.

Стол коридорного был довольно неплохо оборудован для маленького зачуханного райцентра.

Здесь находился пульт наблюдения за всем, что происходит в номерах.

Небольшой динамик на панели оказывал звуковую поддержку изображению в миниатюрном телевизоре.

Телевизор был цветной, и, несмотря на малюсенький экран, сексуальную жизнь борделя можно было наблюдать в подробностях.

Сейчас был включен тумблер с цифрой четыре.

Я наклонилась к экрану и слегка покраснела.

И как это люди до такого додумываются?!

Нет, конечно, если двое совершают по взаимному согласию что им вздумается — никаких проблем.

Даже если это согласие выражается в определенной сумме…

Но такого я еще не видела.

Моя новая знакомая Аглая сидела верхом на медведе.

Девушка ела мед из трехлитровой банки, запуская туда ладонь и облизывая каждый палец по очереди.

При этом она стонала так, словно ее пытали в гестапо или НКВД.

Присмотревшись к медведю, я обнаружила, что это была всего лишь шкура.

В нее был облачен мужчина, лица которого я не могла разглядеть.

Зато его разнообразные члены и органы были видны очень хорошо.

Об остальном я предпочитаю умолчать.

Я решила проинспектировать все номера, дабы знать, где находятся сейчас Алла и Альбина.

Номер один и два были пусты.

В третьем какой-то негр мрачно и яростно совокуплялся с Аллой.

За этим действом, попивая кока-колу, меланхолично наблюдал бородатый старичок.

Номер четыре представлял собой довольно странное зрелище.

Обнаженная Альбина сидела в кресле, поджав ноги, и читала вслух «Преступление и наказание», как pаз ту сцену, где Раскольников и Соня читают о воскpесшем Лазаpе.

А ее клиент, пожилой дядечка в малиновом пиджаке, валялся по ковру.

При этом он бился головой об пол, бормоча что-то невнятное.

В пятом и шестом номерах царили мрак и пустота.

Щелкнув тумблером с цифрой восемь, я с удовлетворением получила возможность взглянуть на выведенного мной из строя коридорного.