Я искренне удивилась.

— Да что вы говорите!

— Точно, — потупив глаза, кивнула Марина Ивановна. — Еще с той поры, как помещица Рокоссовская тут в Грецию играла. Бабки сказывают: голые все бегали по усадьбе… С тех времен и пошло это дело. Крепостные, видать, пристрастились…

— Так что же Устинова?

— Да, — спохватилась покрасневшая Котельникова. — Раиса-то Михайловна, она все больше кнутами да цепями забавлялась. Дороговато, конечно, но ей денег не считать, сама понимаешь…

Неплохо для начала.

Выходит, у покойницы были особые требования к своим партнершам.

А как же тогда — с Генрихом, ее близким приятелем?

Дело Устиновой стало казаться мне все более и более интересным.

— Девке-то что — поболеет недельку, да и по новой. А Раиса, земля ей пухом, была ох и ненасытной. Пока кровь не покажется, не уймется.

— Выходит, могла и…

Котельникова печально кивнула.

— Говорят, что был один нехороший случай, — промолвила она, глядя куда-то в сторону, — да никто ничего толком не знает.

— Когда в последний раз она вам звонила?

— Как раз накануне ейного смертоубийства. Голос был усталый, но довольный. Обычный заказ, — так она сказала. А что уж под этим понималось — одному начальству известно. Дружили они с Павлом Алексеевичем, шефом моим по этому делу… А вы просто так любопытствуете, или у вас свой интерес в этом деле?

Снова зазвонил телефон, избавив меня от ответа на слишком трудный вопрос.

Радостно поприветствовав нового клиента, Марина Ивановна также отправила его через некоторое время к городскому саду, пообещав исполнение всех желаний.

Сразу же вслед за этим она набрала номер, по которому сообщила о поступившем заказе.

— А кто ваше начальство? — поинтересовалась я.

— Очень приличный господин, — ответила старушка. — С машиной иностранной. Я ему звоню, а он клиента встречает и везет его на квартиру. Целый дом снимает в центре! Бизнес, что тут поделать!

И она с грустной улыбкой развела руками.

Мы сердечно распрощались.

Малышка проводила меня до калитки и, на всякий случай оскалив зубы, снова бросилась в свое укрытие.

Электронные часы напомнили мне своим сигналом о том, что через четверть часа меня ожидает встреча с неведомым мне еще Павлом Алексеевичем.

Снова попутка, вздымающая пыль на поворотах, снова центр городка…

Городка, неожиданно оказавшегося островком необычной любви, культивировавшейся некогда взбалмошной помещицей. Неким подобием острова Лесбос — родины древнегреческой поэтессы Сапфо…

Городской сад представлял из себя довольно ухоженное место для отдыха с детской площадкой, деревянной читальней и покосившейся эстрадой.

Народ оккупировал немногочисленные скамейки и поглощал мороженое, запивая его горячительными напитками.

Я встала точно под угрожающе нависшей над головой аркой с надписью «Вход».

В моем кулаке была зажата районная рекламная газета, уже изрядно помятая.

Вскоре неподалеку остановился скромный «Фиат», порядком побитый и явно прошедший сквозь несколько ремонтов.

Из него вылез худой рыжий человек лет сорока — сорока пяти.

Он уже начинал лысеть, но еще пытался скрыть этот простительный недостаток разнообразными ухищрениями. Редкие волосы были зачесаны набок с предельной аккуратностью, действительно скрыв отсутствие таковых на макушке.

— Я не ошибся? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он, приблизившись.

— Ни капельки, Павел Алексеевич, — с готовностью ответила я, пряча газету в пакет.

Он удивленно вскинул брови.

— Что-то не припоминаю, чтобы я вам представлялся, — настороженно проговорил он.

— Таня, — протянула я руку.

Он осторожно пожал ее и замер в растерянности.

— Обычно наши клиенты предпочитают сохранять инкогнито, — произнес он, с подозрением глядя на меня.

— А я всегда предпочитаю действовать открыто, — произнесла я с напускным бахвальством.

— Что ж, прошу, — он указал мне на автомашину.

Когда я не без труда втиснулась в салон, мой новый знакомый поинтересовался:

— Вы по какому профилю будете?

— Хочу праздника, — уклончиво ответила я. — Будет праздник?

— Попробуем. А если поконкретнее?

Я изобразила смущение.

— В общем, с мужчинами я уже разобралась… — процедила я.

— Понятно, — кивнул Павел Алексеевич. — Блондинки, брюнетки? Возраст, параметры?

Тут я не на шутку призадумалась.

— Трудно так сразу сказать, — изрекла я, прерывисто дыша. — А у вас что, на все вкусы имеется?

— Все для вас, — строго произнес мой собеседник. — Каталог не желаете?

Он сунул руку в бардачок и извлек оттуда толстый альбом для кодаковских фотографий.

Обложка с симпатичным эрдельтерьером была порядком засалена.

Наверняка от частого употребления.

Пролистав страницы, я зарделась по-настоящему.

Павел Алекссевич, увидев румянец на моих щеках, понимающе усмехнулся и принялся смотреть в окно, посасывая пустой мундштук.

— Сигаретки не найдется, — спросила я изменившимся голосом.

Он похлопал себя по карманам и выудил полупустую пачку болгарских.

— Я вообще-то бросаю… — неуверенно произнес он и потянулся за сигаретой, но тут же усилием воли преодолел свой порыв.

Павел Алексеевич протянул мне сигарету и спрятал пачку в карман.

— Ну что, выбрали? — нетерпеливо спросил он, посмотрев на часы.

— Сейчас-сейчас, обождите немного, — тихо попросила я, продолжая знакомиться с каталогом живого товара.

Чего тут только не было!

Все девицы были, как на подбор, с призывным взглядом.

Кто с очень пышными, кто с весьма скромными телесами, кто нагишом, кто полуодет, кто друг с другом, кто сам по себе…

Была представлена и собачка.

Впрочем, не эрдельтерьер, а королевский дог с очень умными и печальными глазами.

Погибшие, короче, но милые создания.

— Буду откровенна, — подняла я глаза от альбома. — Я колеблюсь. Мне трудно выбрать. У вас такое разнообразие…

Павел Алексеевич довольно улыбнулся.

— Но вот эта, вот эта и вот эта мне нравятся больше остальных.

Я ткнула пальцем в три цветных фотографии.