Покинув пределы пустующего тронного зала, горе-путешественники посетили столь же пустую, смежную с ним комнату много меньших размеров. И в комнате этой наличествовали часы в трёх экземплярах. И стрелки одних часов шли обычным ходом; сии часы находились в центре. И по левую руку от них громоздились часы другие, шаг стрелок которых был раза в два медленней. И по правую руку от средних часов — часы третьи, и шаг их стрелок был раза в два быстрее.

— Что же это? — Вопрошал эльф.

— Часы медленные, часы обычные и часы скорые… — Добавил Тефей с тем же недоумением.

— Похоже на Прошлое, Настоящее и Будущее. — Ответил им гном. — Хотя, до конца я не уверен; возможно, я ошибаюсь.

Выйдя из комнаты с часовыми механизмами, троица проследовала в ещё одну комнату, которая напомнила Эльданхёрду ботанический сад в замке его предков, Махенне — его оранжерею, а Тефею — его рассаду.

Эта комната оказалась единственной «живой»: в саду на ветвях миниатюрных деревьев мирно спали ленивцы и соня садовая; тишь, да гладь, и божья благодать. Небольшие муравьеды топали, как ежи, ища себе пропитание, а очень шустрая улитка с, похоже, деревянной раковиной тщательно вымывала окна.

При виде незваных гостей муравьеды бросились врассыпную; улитка, остановившись, подняла свою голову; садовая соня же, не просыпаясь, лениво перевернулась было на другой бок, но чуть не свалилась с ветки.

Друзья рассмеялись.

— Похоже, и великану не чуждо взирать на природу! — С упоением вдыхал ароматы Тефей. — Удивительно: здесь нет зимы; прямо райский уголок.

— Меня больше волнует, с какой целью Он держит всё это. — Вставил практичный эмпирик Махенна.

Оставив позади и эту комнату, дабы не тревожить лишний раз животных, приятели завернули в очередное помещение этой бесконечной галереи. И оказались они в Его личном кабинете: се, ошибка это их, важное упущение, ведь хранит там Он в сундучке ровно тридцать три тысячи самых мелких из Его алмазов, но самых дорогих.

Куда подевалось королевское величие эльфийского принца? Откуда у учёного гнома столько прыти? Как не стыдно человеку быть столь любопытным? Будто воры, лазали они по всем ящикам; всё что-то вынюхивали да искали. Оттого весьма неприятно стало великану; не по Себе Ему. Но Бендикс ничем не выдал Себя, оставаясь по-прежнему невидимым.

Тефей, как ребёнок, вертел в руках палантир, точно это игрушка; Махенна, растеряв остатки совести и бдительности, подсыпал на всякий случай в чашу несколько капель яда — авось Алмазный король выпьет да помрёт?

Эльданхёрд же, шагая из стороны в сторону, держался за голову — от радиации, излучаемой кобальтом, у него страшно разболелась голова.

«Мне нравится делать зло, мне хочется творить зло», Бормотал эльф про себя всякую нелепицу.

В этот самый миг лопнуло у владыки бриллиантов, у властелина всех камней всякое терпение: явился Он пред очи «поганых самодуров», пред очи этих воришек, и суров до крайности был глас Его:

Кто взял Мой хрустальный шар,

Не спросив Меня?

Кто Мне яду подмешал

Среди бела дня?

Стой, где очерчен мелом круг, —

Как Мне приятен твой испуг!5

Далее Он взвизгнул режущим слух фальцетом несколько прогрессивных вокальных зарисовок, тяжёлым металлом сыплющихся на головы «дармоедов и казнокрадов» откуда-то сверху.

Всё, что не делается — делается к лучшему; подобное подобным — и эльф очнулся от непонятного дурмана, сковавшего его тело и разум, а гном и человек вмиг перестали трогать без спроса чужие вещи.

— Что делаете вы в чертоге Моём?! — Рявкнул, рыкнул басом Алмазный король в обличье Бендикса что было силы так, что задрожал и свод, и фундамент. Недовольству Его не было предела.

— Ты Сам вынудил нас заявиться! — Храбрился Эльданхёрд, натягивая лук, и целясь великану промеж глаз. — Много бед Ты обрушил на головы всех живущих; нет с Тобою никакого сладу! Сгинь навеки, лоботряс, и впредь не издевайся больше ни над кем!

Бендикс оглядел бунтующего эльфа с натянутою тетивой; гнома, выхватившего топорик и человека, взявшего в руки эльфийский двуручный меч. И столь комичной показалась лиходею данная картина, что Он попросту расхохотался.

— Ахахах! — Конём ржал великан. — Бугага! Ихихих! Эхех!

Совладев с порывом Своим, владыка бриллиантов посерьёзнел, и последующая речь Его тучей чёрною накрыла наглецов:

— Да как вы смеете? В Моём же доме, ставить Мне условия? Это частная собственность; приватизированная территория…

Всю смелость, всю решительность «бахвалов» как рукой сняло; попадало оружие на пол.

— Вы всерьёз считаете, что втроём Меня одолеете? Считаете, вам сие — под силу? — Посмеивался хозяин всех блестящих, драгоценных вещей. — Я одним Своим дыханием враз вас заморожу; Я тот, кто убил Бога.

— Что-то не похоже, что Ты весь из Себя прямо такой уж злой! — Воззвал к совести великана благородный эльф. — Одних калечишь, других — лечишь? В твоём саду животным раздолье; не трогаешь Ты их. Нет там, на траве обглоданных костей!

— Признаться, Я и Сам не рад, когда так поступаю, — Задумчиво молвил Бендикс, ни к кому особо не обращаясь. — Все беды — от безделья.

И приказав гостям сесть, сел и Сам.

— Я миллионы лет был один; совсем один. И скучно Мне было с окружавшими Меня летучими мышами, грифами да воронами — бестолковые создания; не чета Мне. Других же тварей Я не замечал — ужасная лень довлеет надо Мною; проклятие это Моё. Но у Меня всё наоборот: как человек к концу жизни своей замедляется в деяниях своих, в силу возраста и болезней хронических — так Я ускоряюсь, как Вселенная, как Время. Мне Самому осточертела Моя лень, и Я научился шить, вязать, обрабатывать поделочные камни. Я обиделся, что никто не водит дружбу со Мной, ибо Я весьма велик в объёмах. Я подумал, что ваши племена, ваши народы вытеснят Меня с нажитых Мною мест: чем больше рыба, тем большее ей надобно пространство; понимаете? И стал Я Бендиксом, и делал мины, рожицы весёлые на лице Своём; думал, что понравлюсь людям, но прогнали Меня взашей. И вкусил Я с досады человечью плоть, и понравилось Мне сие весьма. И стал Я людоедом, но Сам Себе противен оттого порою. Я уже начал работать над Собою: Я не сгубил ни твоего отца, Тефей (ведь так тебя зовут?), ни твою зазнобу, эльф — похоже, что и впрямь меж вами взаимное чувство. Если Я — злой, это ещё не говорит о том, что Я — плохой.

— Скорее, это полуправда; как всегда. — Сказал Махенна, и был сей гном здравомыслящим весьма. — Дезинтегратор, инсцениратор, манипулятор! Пытаешься Ты обелить Себя, словно жертва