— Она получила диплом по этой специальности? — полюбопытствовала Розамунд.

— Пиппа пока не приняла решения. В настоящий момент она полагает более разумным несколько лет подождать, чем специализироваться в какой-нибудь глупости. — Тейн сосредоточенно вытащила косточку из рыбы. — Лэнс — единственный из известных мне молодых людей, имеющий диплом по керамике.

— У него прекрасный художественный вкус. Поскольку у него есть возможность получить несколько специальностей, первый выбор был превосходным. Политологию он всегда сможет изучать, когда выиграет Суперкубок и станет важным и скучным.

Тейн пристально вглядывалась в противоположный конец зала. Кажется, одна из подружек невесты устроилась на коленях одного из шаферов. Подробнее разглядеть было трудно из-за дурацкой золотой пыли, которую Розамунд придумала пускать всем в глаза.

— Его приятели тискают моих девочек.

— Наверное, вам нужны очки, дорогая. Это ваши подружки невесты пристают к мальчикам. — Розамунд вздохнула. — Жаль, что среди них нет ни одной девушки из Хьюстона.

— К вашему сведению, я нашла в Хьюстоне одну подружку для невесты. Но за шесть месяцев она прибавила в весе тринадцать фунтов, не сказала мне об этом и была отстранена.

Розамунд медленно пережевывала трюфели, обдумывая способ переехать Тейн на своем «вольво» и остаться при этом безнаказанной.

— Где вы взяли этот костюм? Припоминаю, я, кажется, видела нечто подобное на парижской Неделе моды лет восемь-девять назад.

— Его сшил для меня в прошлом месяце Альфред Фиандака[24]. Светлый и темно-синий — цвета «Каппа-Каппа-Гамма». — Тейн покосилась на ансамбль Розамунд. — А разве красный не вышел из моды в этом году?

— Вы следуете капризам моды? Полагаю, в этом и состоит разница между нуворишами и «старыми деньгами». — Розамунд нежно поправила диадему. — Когда ваши предки разбогатели, дорогая? Я что-то подзабыла.

— Через двадцать лет после ваших.

— Двадцать лет могут стать вечностью. Спросите принца Чарлза. Итак! Разве это не великолепно? С нетерпением жду копченых перепелов с тайским рисом.

Перед ними возникли два шафера, едва держащиеся на ногах. Бурбон из фляжек Тиффани переместился в их вены.

— Позвольте пригласить вас, леди?

Когда еще две пары присоединились к ним с Лэнсом, Пиппа улыбнулась:

— Как мило! Твои друзья пригласили наших матушек на танец!

— Они заключили небольшое пари. Первый, кто соблазнит любую из них, выиграет пять тысяч. — Лэнс грубо хохотнул. — Лично я предпочел бы обслужить собственную кобылу.

Пиппа ушам не поверила:

— Предполагается, я должна радоваться, что тебя не привлекает мысль трахнуть собственную мать.

— Это была просто шутка, птичка моя.

— Это по-твоему. И не называй меня птичкой. Я не представитель фауны.

К счастью, в этот момент Лэнса похлопал по плечу отец Пиппы:

— Могу я вклиниться?

— С радостью уступаю, сэр. — И Лэнс отошел.

Роберт заметил, что глаза дочери полны слез:

— Да что такое произошло?

— Кажется, мы только что в первый раз поссорились. — Пиппа едва не добавила несколько слов, увидев, как ее жених гордо выходит из шатра. — Я чувствую себя так, словно падаю в преисподнюю, папочка.

— Предстартовая дрожь, дорогая. Абсолютно нормально. — Роберт аккуратно вел дочь между неистово кружащимися Розамунд и Тейн. — Лэнс не уверен, что сможет соответствовать ожиданиям. От него слишком многого хотят. Поверь, я был на его месте.

— У нас что, вечер признаний? — огрызнулась Пиппа. — Кто-нибудь в этой семье вообще был счастлив, когда женился?

— Счастье приходит позже, — попытался объясниться Роберт.

— Насколько позже?

— Когда умеешь находить равновесие между тем, что имеешь на самом деле, и тем, на что рассчитывал. — Роберт поцеловал дочь в лоб. — А до тех пор полезно прикусить язычок.

Чтобы доставить удовольствие родителям, Пиппа танцевала с мэрами и сенаторами, казалось, целую вечность. Лэнс прокрался обратно в шатер, когда начались тосты, и проскользнул на свое место рядом с ней, не произнеся ни слова извинений. В молчании они наблюдали, как Кимберли, пошатываясь, подошла к микрофону.

— Добрый вечер! — объявила она. — Всем понравились эти странные маленькие грибочки?

— Французские трюфели, — поправила Розамунд со своего конца стола.

— Трюфели, фигуфели. — Это вызвало одобрительное хихиканье. Ободренная, Кимберли продолжила: — Подружки невесты находят три причины, по которым вступают в брак Лэнс и Пиппа. Во-первых, совсем не забавно глухой зимой гоняться за своим любовником по улицам Праги. Во-вторых, Лэнс не хочет, чтобы его путали с Эдипом.

Кимберли и ее приятели самозабвенно хохотали, не замечая, что ни один человек старше двадцати двух лет не разделяет их веселья.

— И, в-третьих, Пиппа хочет получать лучшие места на игры «Ковбоев».

Под, по ее мнению, вселенское ликование Кимберли заковыляла к своему месту.

— Крайне непристойно, — прошептал Вуди. — Вы меня удивили, Кимберли.

— Возвращайся за свой стол! — бросила она.

— Вы настолько пьяны, что забыли произнести тост.

Вуди поспешил к микрофону:

— Отличная работа, Кимберли. Убежден, наутро вы не сможете ничего вспомнить, как, надеюсь, и все мы. Я хотел бы предложить тост за лучшего парня на земле, Лэнса Хендерсона. Я желаю тебе жизни, полной гадостей. Простите! Я хотел сказать — радостей. Шампанское плохо подействовало на мою голову. Я хотел бы поздравить Тейн и Роберта, Розамунд и Лаймана с тем, что вырастили таких замечательных детей. Лэнс и Пиппа, сегодня вечером вы растрогали все сердца Техаса.

Родители и дети встали, слегка поклонившись в знак благодарности.

— Кто этот молодой человек? — прошептала Тейн, обращаясь к Розамунд. — Он так красиво говорит.

— Это физиотерапевт Лэнса. Каждые две недели он прилетает из Нью-Йорка проверить состояние коленных суставов Лэнса. Они застрахованы на семьдесят миллионов долларов.

Пока официанты подавали следующее блюдо, ассорти из экзотической зелени и орехов на ломтике вареного страусиного яйца, Лэнс принялся танцевать с подружками невесты, игриво качая при этом бедрами. Пиппа кипела от злости: за три года знакомства они с ним танцевали лишь вальсы.

— Только посмотрите на моего мальчика, — ослепительно улыбалась Розамунд. — Такой легкий…

Вилка выпала у нее из рук, когда еще один шафер возник за ее спиной и, почти прижимаясь губами к ее шее, произнес: