Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сердце бешено колотилось у нее в груди, а кожа плавилась, будто у той статуи из мифа Виктора. Сейчас, в темноте и одиночестве, ей вдруг захотелось чего-то такого же страстного. Что осталось бы только между ней и Виктором. И даже не чего-то запретного… просто особенного. Нежного. Любящего. Нового. Тайного. Хотелось, чтобы Виктор не только ТАК на нее смотрел, но и ТАК касался.
За спиной тихо скрипнула двери Аниной комнаты, раздались быстрые шаги и буквально огненные руки стиснули ее в объятия, что Лика едва не завизжала. Но руки остановились.
— Можно? — шепнул хрипло Виктор в ее ухо.
— Да…
Его горячие губы впились в ее нежную кожу, желая испить меду, подобно Пигмалиону, а руки переместились, обжигая открытую кожу между шортами и майкой. Лика вжалась в него спиной, надеясь, что он стиснет её ещё сильнее, что окутает нежностью и страстью, которая вытеснит из нее весь страх. Что защитит её от всего — в том числе и от собственных кошмаров. Виктор вздрогнул и прижал ее сильнее к себе, коснулся губами уха и шеи. Он словно рисовал на ее коже рисунок, который бил Лику электричеством. Она выгнулась и впилась пальцами в его бедра. Воздух шумно вырывался из ее груди, подпитывая смелость Виктора. И тогда, осуществив свои и ее мечты, он положил руку прямо на ее грудь, не защищенную ничем, кроме майки.
Лике показалось, что Афродита услышала и эти беззвучные просьбы, оживила их обоих одним электрическим разрядом. Васнецов еще пару раз сжал ее и пугливо убрал руку. Лика откинула голову на его плечо и замерла. Над ухом раздавалось тяжелое дыхание.
— Ты в порядке? — прошептал он. — Я… я не зашел слишком далеко?
— Нет… нет.
Лика обернулась и крепко стиснула его за шею, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы. Ей было необходимо увидеть его лицо, слабо освещенное фонарем из окна, ласковые любящие глаза с расширенными зрачками.
— Я так боюсь, Вик, — всхлипнула она. — Я так боюсь все снова потерять. Тебя потерять. Я так устала. Почему все не могло быть по-другому?
— Я буду рядом.
— Всегда?
— Да. И я тебе помогу. И тебе нечего бояться. И я клянусь, я сделаю все, чтобы ты никогда больше не плакала, — в его голосе звучала уверенность, которую Лика раньше никогда не слышала.
Его голос, его спокойные движения напоминали ей Полину Игоревну, с одним исключением — он обещал быть с ней всегда. А не только на время терапии.
— Расскажи мне, что случилось, и я тебе помогу, — попросил он. Лика почувствовала, как он провел ладонью по ее волосам. — Если ты хочешь, я буду твоим душевным доктором.
— Я не хочу, чтобы ты был моим доктором, — прошептала она. — Будь моим лекарством.
Виктор чмокнул ее в большие печальные глаза.
— Тогда советую принимать меня утром и вечером после еды в дозе десяти объятий, пяти поцелуев и часа разговоров не меньше месяца. Предписания понятны?
— Да, — рассмеялась сквозь слезы Лика.
— Тебе рассказать сказку на ночь?
— Нет. Просто полежи со мной.
— Твой отец велел на диване меня положить.
— Мы ему не расскажем. Ни о чем.
— Да ты та еще преступница, — он пощекотал ее за бочка.
Они сходили повторно умылись — хотя, по-хорошему, нужно было купаться целиком — и улеглись в кровать Лики под розовым одеялом с белыми пушистыми ромашками.
— С тобой приятнее засыпать, чем с плюшевым медведем, — прошептала Котикова.
— Сочту за комплимент, малинка, — беззвучно рассмеялся он.
На утро приехал Дмитрий Сергеевич и застал дочерей в кроватях, а Виктора, бравого защитника, — на диване, спящего без одеяла с обнимку с подушкой. Котиков сжалился и накрыл его махрушкой, на которой плясали крылатые пони.
Глава 7
Через четыре дня после ночёвки Виктора, в двадцатых числах июля, Полина Игоревна назначила Лике сеанс. Котикова решила осуществить все свои обещания и взять Дашу с Виктором в город. Однако Виктор отказался, сославшись на сдачу финальных экзаменов третьей четверти, хотя Лика понимала, что он скорее надеялся на свидание, нежели на дружескую прогулку. Даша же с удовольствием согласилась. Они договорились встретиться во вторник в девять.
С самого утра Лика гонялась за Аней, воодушевленной поездкой в город. Она хотела и на аттракционы, и мороженое, и в трогательный зоопарк. Дмитрий Сергеевич договорился с ней на детскую комнату в торговом центре, где Лика с Дашей будут гулять.
— Я не буду ее есть, — заявила Аня, отталкивая тарелку с манной кашей, которую всегда с удовольствием ела.
Лика закатила глаза и позвала отца. Тот бросил коронный родительский взгляд на дочь, но та хитро отвернулась. Тогда Дмитрий Сергеевич сделал второй фокус: предложил Ане сходить нарвать малины и бросить ее в кашу. Когда, наконец, младшую сестру удалось накормить, Лика стала собирать им с собой в дорогу перекус — бутерброды, орешки, порезанные фрукты.
Неожиданно в дверь постучали. Котикова замерла, вспоминая какие встречи назначала, но ничего не вспомнила. «Это Виктор», — подумала она, и воображение тут же нарисовало ей картину, как он стоит на пороге, серьезный и расслабленный, с венком из ромашек, или с корзиной цветов, или с крольчонком в ладонях; как он поцелует ее и сядет покорно есть пресловутую манную кашу, потому что её варила она.
С счастливой улыбкой Лика распахнула дверь и увидела Ярослава.
— О, привет, — осеклась она. — Мы договаривались встретиться?
— Привет, — улыбнулся он растерянно. На нем практически висел не по размеру костюм, не очень аккуратно выглаженный. — Ну да, ты обещала запонки и всю эту требуху отдать.
Лика честно постаралась вспомнить. Как они обсуждали это она припоминала, но что договаривались на сегодняшнее утро — хоть убейте.
— Заходи, сейчас принесу.
— Виктор пришел? — завопила Аня, слетая по лестнице вниз.
— Рося.
— Рося?! — крикнула она ещё громче.
— Привет, мелочь, — его голова просунулась в коридор и тут же столкнулась с Аниной макушкой.
Лика нервно рылась в коробках отца. Они не доставали парадный костюм — это последнее, что нужно в деревне. На кухне раздавался смех Ани, громкий голос Ярослава. Хлопнула дверь машины на улице. «Скоро