— Я не все.

— Знаю. Я верно считала тебя через пифию. Помнишь, она поймала тебя на улице Честных Предсказателей Харашты?

Свихнутый часовщик! Я вздрогнул. Скрюченная фигурка, замотанное тряпками лицо…

Гритт!

Теперь вздрогнула она. Пальцы рук сжались в кулачки.

— Лигейя?

Ноздри ее трепетали.

— Фатик, не смей думать это имя, не смей проговаривать его вслух, пока со мной говоришь!

— Гритт? — на всякий случай уточнил я. От большого, надо полагать, ума.

Мне показалось, что ее глаза метнули красноватую молнию в опасной близости от моего плеча. Я учуял запах шторма.

— Не… проговаривай!

— Прости. — Похоже, я вляпался. Не в навозную кучу, но в разборки высших сил, что для простого смертного куда гаже навозной кучи. Высшие силы — они, я уверен, способны прихлопнуть любого человека походя, как мы убиваем комара.

Вляпался… И кто — я! Тот, кто всю жизнь толком не верил ни в одно божество! Эх, Фатик! Почему так много бед за такой короткий срок свалилось на твою голову?

— Знаешь, богиня, — произнес я, понабравшись наглости, — я все же хотел бы уточнить еще раз…

Лигейя читала мои мысли, как открытую книгу. Она кивнула:

— Почему ты?

— Именно. Если тебя не затруднит, поясни мне подробней. Я грубый, не слишком смекалистый варвар, у которого в кулаках мыслей больше, чем в голове. Так почему я?

Тонкий смех. Она перетекала от одного эмоционального состояния к другому мгновенно, как… обыкновенная женщина.

— Ну какой же ты… варвар! Ты… — Лигейя внимательно взглянула на меня. — Нет, этого я тебе не скажу. Если тебя хорошенько отмыть и свести эту дурацкую татуировку… Кстати, да, я, пожалуй, ее уберу. Виджи будет довольна.

Виджи? Я слышал это имя раньше. Кто такая Виджи?

— Я, знаешь, не буду возражать. А кто такая Виджи?

Богиня прикоснулась к моему колену пальчиками ноги. Подушечкой ступни она провела вниз, затем отдернула ногу и расхохоталась. Я немедленно возжелал, чтобы она и поскребла меня, и отмыла, лучше всего — в горячей ванне, где взбили мыльную пену с запахом лаванды и бергамота.

Эта женщина обладала самой могучей и разрушительной магией на свете — магией вожделения. Я бы назвал это сексуальной магией, запаковал в плотные бумажные пакеты и продавал из-под полы дурнушкам всех возрастов. Тогда, подозреваю, женщины взяли бы всю власть над миром.

Усилием воли я отвлекся от разнообразных, но неизменно красочных видений, и посмотрел в глаза Лигейе. Она кивнула и усмехнулась.

— Тебе нужны мотивы? Они просты. Совокупность твоих душевных качеств. Рожденный бог будет нести твои наследственные признаки наравне с моими. Они уравновесят друг друга. Это твой мир, и ты имеешь право участвовать в его спасении.

Я задал вопрос, который пробивался сквозь вал вожделения горящим вопросительным знаком:

— А зачем моему миру новый бог?

— Потому что прежний бог твоего мира, тот, кого вы зовете Атреем, давно мертв.

— Бог ты мой! — сказал я и присвистнул. Не слишком пристойный жест, но, думаю, Лигейя не обиделась.

— Да, Фатик, смертны даже боги…

— А разве боги не живут вечно, как… эльфы?

Ее губы — коралловые и без меры соблазнительные — дрогнули:

— Все непросто.

Непросто? Ад и пламя!

— Все стало непросто с тех пор, как Единый Творец исчез.

— Исчез? То есть пропал с концами, ты хочешь сказать? Значит ли это, что на святых Небесах тоже нет порядка?

— Смотря что разуметь под порядком… и под Небесами.

Начинается! Если Лигейя будет говорить загадками, мы никогда не доберемся до сути! Хотя… какая суть о богах может быть доступна простому смертному?

Тут я вновь коснулся взглядом выреза хитона. Мои мысли немедленно окрасились в розовый цвет. Клянусь, все это происходило помимо воли. Не каждый день сидишь рядом с воплощенной чувственностью!

— М-м-м…

Богиня вздохнула.

— Нет, Фатик, так не пойдет. Ипостась Лигейи слишком тебя оглушает.

— М-м-м…

— Уверена, ты спокойно вынесешь второй мой облик.

Старина Фатик был как тетерев на току, поэтому он безразлично пожал плечами.

На миг потемнело. Затем я увидел, что напротив меня сидит высокая женщина, больше всего похожая на ожившую статую из белого мрамора. Хищное заостренное лицо с узкими губами цвета пепла и черными провалами огромных глаз без зрачков и радужки обрамляли длинные, ниже плеч, волосы-тени. Я не знаю, как их описать иначе — это были живые, шевелящиеся тени, и когда пряди набегали на высокий лоб богини, сквозь них просвечивала молочная кожа. Густая серая тень, как многослойная вуаль, окутывала ее тело. Тени змейками разбегались из-под матовых пальцев, хрупких на вид, но созданных, чтобы рвать и метать (сперва метать, а потом рвать на куски, или наоборот). Одна из змеек, выделывая петли, скользнула к моей руке и заплела указательный палец. Я вздрогнул: мертвящий холод без всякого спроса начал взбираться по запястью, направляясь, кажется, к сердцу…

Богиня сделала нетерпеливый жест, и спиральная змейка-тень скрутилась с предплечья и нырнула под ее ладонь.

— Теперь мы можем говорить спокойно.

— Скажи, Лигейя…

— Талаши.

— Что?

— В этой ипостаси я — Талаши. Зови меня этим именем.

Гри… Черт, как все запутанно и сложно! Я подумал, что мне стоит избегать вопросов типа «Как ты это делаешь?», если я не захочу показаться конченым глупцом.

Виджи!

Богиня рассмеялась — и смех ее разошелся тысячью теней-шепотов, которые принялись блуждать вокруг моей головы, накатывая и отдаляясь.

— Ну, вот ты и вспомнил.

Ох… Я утер холодный пот и внезапно осознал, что на мне — прежняя одежда. Куртка, рубаха, штаны, ботинки, хитрый пояс с покойником. Нагрудник и шишак, правда, исчезли. Равно как и оружие.

— Итак, — спокойно молвила Талаши, — ты способен мыслить четко и можешь задавать вопросы.

Я уперся взглядом в глаза богини. От этой ипостаси веяло силой и мощью — разрушительной силой и мощью, способной двигать горами. У меня родилось неудобное чувство, что я провел ночь с ярко накрашенной куртизанкой, которая поутру смыла с себя весь грим и оказалась… оказалась богиней макабра.

Тени выскальзывали из-под ладоней богини, ныряли в розовый мрамор стола, выныривали, будто играя.

Я подумал и сказал: