– Мне надо набрать воды. В бачке омывателя вода совсем кончилась, а мне по пробкам ехать еще неизвестно сколько. Грязь страшная.

– Ну… в принципе, – промямлила я, напряженно соображая. Налить воду в бачок, это теперь так называется? Хорошо, что у меня дома Ника.

– Вам что, жалко воды? – нахмурился он.

– Ну что вы, – моментально сдала я назад. Что ж, посмотрим, что будет. – Пойдемте!

– Сейчас. – Он повернулся к машине, открыл багажник и… достал оттуда пустую пятилитровую пластиковую бутылку. Ему что, и правда нужна вода?

Мы прошли к подъезду мимо мрачных подростков, потягивающих пиво на детской площадке. Они собирались здесь почти каждый вечер и порой вели себя совсем не так тихо. Я в который раз порадовалась, что моя Ника с отвращением относится к бессмысленным тусовкам.

И снова, второй раз за этот вечер, я ехала в лифте с собственным боссом и нервно молчала. Мне хотелось курить, но Шувалов, кажется, не курил. Что у него на уме? Я никогда не доверяла таким мужчинам. В принципе, не так-то часто у меня был повод им доверять или не доверять. Но стоило мне столкнуться с такими вот самоуверенными типами, как я сама добровольно уходила в подполье. От них – холеных тигров в дорогих шкурах – я никогда не знала, чего ждать.

Шувалов зашел в прихожую и остановился, щурясь в темноте. Он так нелепо смотрелся среди нашей с Никой разбросанной обуви. Как только мы пересекли границу входной двери, я страшно пожалела, что не слушалась в детстве маму. Она всегда ругала меня за неаккуратность. В свое время, когда мы только-только переехали в Бутово, она приходила к нам домой, чтобы поругаться. И всегда демонстративно «падала в обморок» при виде «той свалки, в которой могут жить только крысы и тараканы». Ничего такого на самом деле не было. И все-таки аккуратным наш с Никой дом тоже не назовешь.

– Проходите. Вот, можно взять эти тапки, – я протянула Шувалову пару тапок.

– Я обойдусь без тапок, – отшатнулся Станислав Сергеевич.

– Не гарантирую, что вы никуда не вляпаетесь, – предупредила я и про себя чертыхнулась. Надо подметать полы чаще. И белье не оставлять лежать в ванной.

– Мам, ты точно решила ехать на дачу? Ой… Здравствуйте. – В коридор вылетела Ника. Как и принято ходить у нас дома, в старых спортивных штанах и майке. В руке бутерброд с колбасой. Колбаса в три раза толще хлеба. Ника бережет здоровье, всем известно, что хлеб вреден.

– Добрый вечер, – несколько слишком торжественно произнес Шувалов.

– Это моя дочь Ника. Вероника. А это Станислав Сергеевич Шувалов, мой начальник. Ему нужно набрать воды, – пояснила я и смутилась.

Ника недоверчиво переводила взгляд с меня на Шувалова и обратно.

– И что, ты, как всегда, начальнику даже чаю не предложишь? Мать, так карьера не делается. Вы какой пьете? Зеленый, черный, с жасмином? Может быть, фруктовый? Каркаде? – заулыбалась Ника.

Гостеприимство – это у нее от дедушки. И, конечно, такт – она даже не спросила, что мой начальник делает в нашей квартире с пустым пластиковым баллоном. Откуда он вообще взялся.

– Какой большой список! – восхитился Шувалов и посмотрел на меня. – Вы не будете возражать, если я выпью чаю?

– У нас даже шоколадные конфеты есть, – ехидно заметила я.

– Нет. Я все съела, – виновато призналась Ника. – Там было всего три штуки. Но зато остался зефир в шоколаде. Вы любите сладкое?

– Обожаю, – широко улыбнулся Шувалов.

Надо признать, что не так страшен черт, как его малюют. Мы сидели на нашей кухне, больше похожей на сарай или кладовку из-за обилия всяческих баночек-скляночек, бутылочек и пучков всяческой ерунды. Шувалов несколько диковато озирался по сторонам, прихлебывал демократичный черный чай из большой (Кириной, которую я мстительно при разводе оставила себе) кружки и трескал наш зефир. Больше всего Шувалов удивился, когда заметил над плитой связки сушеных грибов.

– Что это? Какой-то корень? Вы увлекаетесь народной медициной? – спросил он.

Я мучительно хотела курить, но терпела. В конце концов, не навечно же он пришел.

– Это грибы! Неужели никогда не видели? – рассмеялась Ника. – Ну вы и дикарь. Мам, ты представляешь, он никогда не видел грибов!

– Отчего ж, видел. И не раз. В ресторане. Только они были уже жареные, – парировал Шувалов. Вообще он чувствовал себя у нас дома вполне вольготно.

– И что, вы ни разу не ходили в лес? Никогда? И не находили маленький белый гриб? Ну, тогда вы ничего не видели в жизни. – Вероника изобразила крайнюю степень сочувствия.

– Станислав Сергеевич, не слушайте ее. Она любого заговорит до смерти!

– А что ты хотела? Я же – будущая актриса, – задрала она нос.

– Играть тебе Бармалея, не иначе, – засмеялась я.

Ника, всклокоченная, в майке, – и что, это будущая звезда? Я-то лично в этом не сомневалась, но остальные…

– И что, вы действительно всерьез об этом думаете? – заинтересовался Шувалов. – Вы уверены, что этого хотите? А как же страх сцены и все такое? Надо сначала попробовать, прежде чем делать такие выводы. Вдруг вам это не подойдет?

– Как же, вам мама что, не рассказывала? О нашей студии? – обиделась Ника.

Я вмешалась.

– Станиславу Сергеевичу это неинтересно. Он же наш начальник. Директор.

– Да, я очень большой начальник, такой страшный и такой большой, что при виде меня все теряют дар речи и бегут прятаться в шкаф, – с иронией добавил он. И искоса посмотрел на меня.

Я покраснела. Ника непонимающе переводила взгляд с меня на Шувалова.

– Не надо подробностей. Станислав Сергеевич ничего не знает о твоей студии. И вообще о студиях. Расскажи, если хочешь, – предложила я, только чтобы сменить тему.

– О, наш режиссер – он душка! Зайчик. Он сам пишет тексты песен. Мы поставили мюзикл. Представляете, я пою!

– Да что вы? – делано изумился Станислав Сергеевич. – И у вас получается?

– Судите сами, – заявила Ника. Всегда, если рядом есть хоть какой-то зритель, Ника готова петь и плясать. Ну а тут такой случай. Она встала одним коленом на табуретку, раскинула руки и с трогательно-трепетным выражением лица запела:

Небо меня услышит, небо меня спасет.

Книга не умирает, вечно живет!

– Это Брэдбери, «451° по Фаренгейту», – осторожно шепнула я.

Шувалов кивнул.

– Я так и понял. Браво!

Ника живописно упала на наш линолеум, аккуратно обогнув острый угол батареи. Потом вскочила и добавила:

– И тут меня поднимают на цепях. Мама, скажи, это было круто?!

– Это реально было круто. Все рыдали. Очень трогательная сцена, – улыбнулась я.

Шувалов посмотрел на меня и спросил: