праздники, не бывало. Теперь в ближайшие месяцы в деньгах нуждаться не будем.

Может поживешь у меня в гостях с друзьями подольше? Платить ни за что не нужно! А будет народ в моей харчевне так еду расхватывать, стану тебе приплачивать, и немало. Да и приглянулся ты мне. Коли взгрустнется, или захочется чего, отказа от меня по женской части не будет.

Тут женщина даже как-то покраснела. Видно такие смелые речи были для нее совсем непривычны.

Богуслав тоже поднялся, как-то церемонно, видать по-боярски, поклонился, сел краешек стула и ответил:

– Для меня, старика, большая честь услышать такие слова из уст такой видной женщины, как ты, любезная моему сердцу Ванча. В других обстоятельствах я обязательно остался и очень надолго, а потом увез бы тебя в свое поместье на Русь, но сейчас не могу, очень спешу. Извини.

Ванча от этих слов совершенно запунцовела. Женщина и мужчина глядели друг на друга не отрываясь, просто не могли отвести глаз друг от друга. Что ж, свой свояка видит издалека, а общее желание сильно сближает души!

– Сколько мы сегодня должны за ужин? – совершенно не вовремя встрял я.

Они от меня отмахнулись в две руки – отстань, постылый!

– Ничего вы не должны, – через силу проговорила хозяйка. – Спать пора. Сильно спать пора.

А в голосе слышалось: не утомляй ерундой! Не мешай ТАКОМУ событию!

И нас повели спать. Пристроили молодежь, пошли выбирать место для нас. Богуслава сразу хотели положить в отдельную комнату, но он заартачился.

– Побратима не брошу! Ему грозит страшная опасность!

Хозяин – барин! Мы прошли в двухместный номер, а уж тут его начали уговаривать по-настоящему. Ласковый женский голос омывал, укачивал и успокаивал:

– Да какая же тут может быть опасность? На двери дубовый засов, при побратиме грозная собака и острая сабля. Да и он сам, похоже, мужчина боевой, вон как усишки топорщатся! У трусов они обвисают. И глаза горят! Кто боится, у того глазенки тусклые, бегающие, а Владимир орлом глядит!

– Он не из трусов, – пробурчал раздосадованный помехой в моем лице Слава, – но ведь ему даже до ветру одному высунуться нельзя – враз враг поймает!

– Да не надо никуда высовываться, – сладко напевал и манил за собой ласковый женский голос, – вот я ему под кроватку детский ночной горшочек поставлю. Мы пойдем, а он щеколдочку за нами прикроет, и будет спать-почивать в тишине и покое, добрые сны видеть. А то ты ж поди храпишь, ворочаешься во сне, стонешь без женской ласки, потревожишь человека. Пошли, милый, пошли, ну хоть ненадолго пошли…

И Богуслав ушел. Да женская сила сто очков вперед любому гипнозу даст! Кого хошь в бараний рог согнет, да еще три раза завьет спиралью при этом, думал я, задвигая щеколду и раздеваясь.

Не забыть завтра толстыми тряпками на горло разжиться, мелькнула последняя мысль и я провалился в сон.

А на завтра мы никуда не поехали. Я проснулся утром, повалялся вволю, на это у меня ушло минут тридцать – не идет обычно всегда рано встающий Богуслав. Рискнул и в одиночку по солнечному утру выгулял Марфу. Меня не зажрали, плюс еще полчаса. Сделал зарядку, это еще час, тишина. Не переусердствовал ли побратим в ночной схватке, не помер ли от усердия в женских объятьях?

А часы уже показывают половину одиннадцатого. Однако! Пойду поищу хотя бы Ванчу. Может успела хоть какую-нибудь кашу сварить из остатков не съеденной вчера крупы и выдаст завтрак? Жрать-то зверски охота!

Вместо каши в пустой корчме нашел сиротливо и одиноко сидящего Пламена. Только я хотел узнать где его сестра, как он спросил:

– Ванча не у вас? Со вчерашнего вечера ее не видел!

– Она пошла устраивать болярина, – отбоярился я, – и больше ее видно не было.

– Куда ж она делась? – растерянно сказал братец, – сроду она никуда не исчезала… А я без нее не знаю за что взяться…

Я пожал плечами.

– Ваши ребята уже два раза заходили, поесть хотели…

Все бы хотели! – подумал я. Искать надо, а не ныть! И отправился на поиски.

– Марфа, ищи Богуслава!

Ткнулась влажным носом в дверь недалеко от моей. Прислушался – тихо. Все что ли передохли? Постучал. Ни ответа, ни привета. Озлился и начал дубасить в дверь кулаком. Это возымело действие – через минуту послышался знакомый мужской голос:

– Да иду я, иду! Кого там черт в этакую рань принес?

Наконец дверь со скрипом растворилась, и на пороге нарисовался голый Богуслав с какой-то тряпкой на чреслах. За ним было темно. Он зевнул, и сказал:

– А, это ты, Вовка… Не спится тебе?

– Через час уж обедню в церкви звонить начнут, – раздраженно ответил я, – а мы с молодоженами еще не завтракали!

За могучей Славиной спиной тихонько ойкнула женщина.

– А чего ж в этом курятнике такая темнотища? – поразился бывший воевода. – Ванча! Почему темно? Я думал еще ночь…

Ему не ответили, но в темноте слышалась какая-то возня – там одевались. Наконец он и сам смекнул, что для разговоров не время.

– Ты, Володь, иди в трапезную, а мы сейчас подтянемся.

Ишь ты, трапезная! – думали мы с Марфой, продвигаясь к столовой. По пути позвали ребят.

– Доброе утро! Пошли завтракать! Гав!

Только расселись в столовой за привычным столиком, прибежала хозяйка.

– Яичню будете?

– Будем! – дружно гаркнули мы.

– По три яйца каждому без хлеба хватит?

– По четыре! – и наплевать на холестерин! – решил я.

А работа уже кипела.

– Пламен! Бери деньги, корзинку, и беги по дворам: скупай какие у кого есть припасы! Денег не жалей! И быстро, быстро!

Богуслав уже пришел к шапочному разбору – сестра с братом унеслись кто-куда.

– Она же вроде вчера говорила, что на кухне весь запас продуктов расхватали, – недоуменно заметил Ваня, – а сейчас вдруг яйца какие-то объявились…

– У нее птичник во дворе, – растолковала ему умудренная жизнью жена, – а куры несутся и ночью. Она же не на кухню побежала.

Эх, Иван, святая простота! – подумал я. Если сейчас милый Богуслав зевнет и скажет между делом, что он курочку на обед хочет, там весь курятник порубают!

Поев яичницы и уяснив, что мы сегодня уже никуда не едем в связи с особыми обстоятельствами, молодые отправились гулять. Мы с Богуславом вернулись ко мне в комнату. Сзади плелась понурая Марфа. Несмотря на то, что я с ней поделился половиной своей порции, волкодавихе было скучновато и голодновато.

Не горюй, верный зверь! На обеде оторвемся, оборвем эту неуместную для нас с тобой разгрузку.

– Что-то не получилось у меня