придумать внятного объяснения почему мы сегодня не уехали, – расстроенно проговорил Богуслав. – Что это еще за особые обстоятельства? Звук пустой!

– Ну, если взять за особое обстоятельство то, как ты нынче ночью оскоромился, то попрет! – утробно захохотал я. – Или это теперь станет для тебя привычным обстоятельством для каждого села по дороге?

Слава показал здоровенный кулачину.

– Дразнить будешь, огорчу. Ох, огорчу!

– Ладно, ладно, молчу, – пошел на попятную я. – С кем не бывает! С каждым может такое случиться.

– С тобой что-то ничего не случается! – резко оборвал меня Богуслав.

– Неказист с виду, не пользуюсь спросом! – серьезно отрапортовал я.

– Все ты с шутками да прибаутками, – понурился побратим. – Ты певун великий, и язык для разговора у тебя очень хорошо подвешен – любую бабенку уболтаешь и прельстишь, а все-таки ничем этим не пользуешься. Я уж молчу про то, что мы с тобой долго без женщин обходимся. И я-то с известия о том, что жива суженая моя в далеком краю, и ждет меня, на других женщин заглядываться перестал, а ты-то вовсе, от самого Новгорода пиликаешь, и ничего! Никаких поползновений с твоей стороны насчет женского пола не наблюдается.

– Я после своей ненаглядной Забавы других женщин в своей постели представить не могу, – повинился я. – Ни на одну девицу желания не появляется. Может сильно пьяный бы и сумел, но сам знаешь – я сильно не опьяняюсь, надежная защита стоит. Так что проскриплю, как скованный поясом верности, до самого Новгорода, до встречи с желанной моей, хозяйкой моей души и силы моего тела Забавой.

– Да и у меня ведь так же было! А на Ванчу вдруг всколыхнулось что-то потаенное в душе, потянуло к ней, как мальчишку зеленого, и не удержался! Да и она в сторонке не осталась – приложила все усилия, чтобы меня в постель к себе затащить.

Как случилось это все с нами в комнате с наглухо зашторенными окнами, Ванча извинилась. Сорок пять лет, говорит, на свете живу, сын взрослый, муж скоро шесть лет, как помер, и никогда со мной этакой оказии не случалось. До мужчин, говорит, я всю жизнь не особо падкая была, что они есть в моей жизни, что нету, мне без особой разницы всегда было. Так, полежишь безропотно под мужем, покуда он не удовлетворится, и опять идешь дела делать. Что было, что не было – мне все равно.

А на тебя как будто зов какой-то услышала, желание неудержимое появилось, ни о чем больше думать не могла. Так что если нарушила твои какие-нибудь планы неотложные да важные, прости дуреху, не удержалась – не могла утерпеть.

Первый день тебя знаю, и сразу в постель потащила! Стыдобища неимоверная! Ты, наверное, меня за распоследнюю шлюху держишь, не уважаешь от всей души, и завтра выкинешь из своей жизни, как жалкую подстилку да и уедешь навсегда, но я тебя умоляю – сделай это со мной еще раз!

И я сделал это еще три раза. Стыдился перед Анастасией несусветно, а удержаться не мог! И хочу тебе сказать, такой остроты ощущений у меня не было никогда! И удовольствия такого незабываемого я никогда не испытывал!

Не помню, спал я или нет, а тут пришел ты, и эта невиданная ночь закончилась. Вот мы никуда сегодня и не уехали.

– Да я-то никуда и не тороплюсь, – отмахнулся я, – сколько надо, столько здесь и пробуду. Ребята тоже роптать не станут – они вместе, а остальное для них значения не имеет. А вот ты, именно ты, как долго думаешь тут прожить? Может нам пока в Хасково уехать? Пока нужного мастера златокузнеца отыщем, пока он серебряный кинжал изготовит, глядишь, тут ты и подтянешься?

Богуслав повздыхал, поерзал по кровати, подумал. Потом сказал:

– Брехать не стану, как унеслась Ванча завтрак нам готовить, одна мысль меня охватила: бежать, бежать отсюда, что есть мочи, скакать, загоняя коней от зари до зари! А как подумал о ней, накрывающей наш столик, понял: никуда я сегодня не уеду, просто не смогу. Мне надо еще одну ночь с Ванчей пережить, чтобы снялось это невиданное наваждение! Уж не взыщи!

– Да мне-то что…

– А завтра уедем, точно уедем! Только ты пока из корчмы без Ивана не выходи! И ты, Марфа, одного его не отпускай! Поняла?

– Гав-гав-гав! По-ня-ла!

На том и порешили.

Завтра мы никуда не поехали, да и послезавтра тоже. Ну не судьба! Так оно пошло и дальше. Но отнюдь никуда не поехало…

Мы гуляли по улице теперь всей толпой – я, Марфа, Иван и Наина. Вампир, даже если он и был поблизости, не объявлялся. Богуслав выходил к нам только вместе поесть, и то не каждый раз. Все ночи по-прежнему длилась вакханалия страсти, а днем боярин отсыпался.

Всеми закупками продовольствия теперь ведал Пламен. Он с вечера получал от сестры нужные команды, и с утра объезжал указанные места. То он добирался до какого-нибудь монастыря за выдержанным вином – верно отличное винцо изготавливали старательные монахи! – то ему говорилось:

– У Станчевых большую свинью хотели валить, заедь в Браново, – и Пламен посещал близлежащее село, а мы потом ели поджарку из свежего мяса.

Сама Ванча никуда не ходила, даже в церковь, и не ездила. Она только готовила, но как готовила! Ум отъешь и пальчики оближешь! А первый вечер, точнее последний прожитый без Богуслава, была еда как еда, ничего особенного.

Я не раз и не два в своей долгой жизни сталкивался с очень талантливыми кулинарами-искусниками и искусницами, но Ванча в настоящее время уверенно превосходила их всех. Вот что любовь творит с женщиной в годах!

Да еще у Ванчи появилась какая-то одухотворенность на лице, ее внутренняя красота выплеснулась наружу, и все чаще мужчины, знавшие ее всю свою жизнь, не могли отвести от женщины восхищенных глаз.

Словом, сорок пять, баба ягодка опять!

Все бы хорошо, но Богуслав, видя эти перемены, начал тревожиться. Он пришел ко мне в комнату сегодня после обеда, подсел ко мне на кровать, где я лежал и отпыхивался после поглощения невиданно вкусных блюд, и без лишних обиняков взял быка за рога.

– Володь, ты как думаешь, Ванча порядочная женщина или просто рьяная давалка?

– Да откуда ж мне знать? – поразился я. – Не местные мы! Сплетен не знаем!

– Так поговори с кем-нибудь!

– Вот сам и говори! – отрезал я. – Тоже мне, нашел ловкого сборщика сплетен! – Не был занят этим сроду, и теперь не буду!

Видя, что с наскоку тут ничего не добьешься, Богуслав заюлил.