все… Я думал, что это мое хозяйство совсем уж негодное стало! Враз добегу домой, может хоть удастся старуху перед моей смертью напоследок порадовать.

– Дед Банчо, – поразился наконец-то очухавшийся Пламен, – ты-то куда? Ты ж, когда еще в 1072 году против Византии бунтовать ходил, и тебя в ногу ранили, и тогда уж далеко не молод был! А с той поры уж больше двадцати лет прошло, я уж и вырасти, и повзрослеть успел.

– Молчи, щенок, – цыкнул на него старик. – Не твоего ума дело! Зелен ишшо!

– Иди домой, дед, – посочувствовал старичку Богуслав, – будет жена рядом, все опять и получится. Вспомнишь, как в юности у вас было, и все как прежде получится. И гляди не спеши! Не дай Бог, упадешь, да здоровую ногу поломаешь, упустишь свою нежданную радость.

– А успею?

– Разумеется!

Дед быстренько ухромал, все-таки опасаясь упустить свой последний шанс. Пламен куда-то умелся следом.

– Может зря ты его в этом намерении укрепил и поддержал? – взялся оспаривать решение побратима я. – Не помер бы дедок от усердия, таких случаев немало. Сердчишко уж поди еле бьется, голова вон вся трясется.

– А ты как сам бы хотел помереть? На взлете, в напряжении всех физических сил и с ощущением счастья в душе, или тихо издохнуть, зарывшись в тюфяки и перины под охи и вздохи домашних? – прищурившись спросил Богуслав.

– Конечно на взлете!

– Вот и помалкивай! Не твоего ума, и зелен ишшо, как дед Банчо говорит!

Мы расхохотались.

– И сам подумай, здесь ведь подолгу новости обсуждают, – подлил масла в огонь Слава, – а что бы ты хотел услыхать с того света из этой корчмы о своей кончине? Как с неделю говорят: дед Банчо завонял и в собственной вони задохся, да от этого и помер, или: такой мужик из жизни ушел! На жену залез, и отправился от усердия в мир иной! – годами поднимая бокалы с вином за твою мужскую доблесть, дожившую с тобой до преклонных лет?

Тут возразить было нечего, и я только развел руками.

Из кухни донесся заливистый женский смех.

– Как думаешь, с чего там веселье? – спросил меня Богуслав.

– Да, наверное, Гуца удачно золовку придушила и теперь веселится, – предположил я. – Кричать-то она не может, а злоба выхода требует. Вот она ее и того!

Тут Гуца выскочила из кухни и унеслась.

– А сейчас она куда отправилась? Да еще так быстро! – недоумевал боярин.

– В бега подалась, и торопится успеть, пока ее злые поселяне вешать не взялись, – объяснил я.

И мы опять расхохотались.

К нам степенно подошла раскрасневшаяся и счастливая Ванча, присела.

– Слышь, болярин, ко мне сейчас Гуца подошла, и поговорили мы с ней по душам. Ты, говорит, старшая нашей семьи, нас, ленивых дураков, и кормишь, и поишь, не отказывай нам и дальше в добрых и мудрых советах, и поклонилась мне в пояс! Такое отношение от невестки многого стоит!

Потом извинилась за прежние грубости, это все говорит из-за Пламена, очень уж он ее своей ленью и нерадивостью бесил. Она привыкла, чтобы мужчина, вроде как ее отец, от зари до темна какой-то работой был занят, а не бездельничал. Договорились отныне в крепкой узде мужа и брата держать, чтобы работал, как все, а станет отлынивать, жрать ему не давать.

Гуца узнала, чего по хозяйству требуется сегодня переделать, я-то ведь усталая приду, зачем меня дальше умаивать, попросила ее курей покормить. Потом спросила моего позволения у родителей для нас трехмесячного поросенка взять на откорм, чтобы его к Рождеству заколоть, да окороков накоптить.

И так близка она моему сердцу стала, будто давно потерянная доченька объявилась! Схватила я ее, к груди прижала, всегда ведь дочку иметь хотела, да не дал Господь! Я чуть не расплакалась!

А Гуца, видя такое дело, сразу взялась шутить чего-то то ли про гусей, то ли про уток, сейчас уж и не припомню, посмеялись вместе. Какая она хорошенькая, когда улыбается! Да и умница видно.

Большущее спасибо тебе, болярин! С сегодняшнего дня ты со своими друзьями в нашей харчевне самый желанный гость, завсегда даром столуешься, ты нам мир и покой в семью принес.

Глядишь, теперь, когда лишние крики в корчме утихнут, и народ к нам охотней захаживать станет. Сегодня-то уж ничего не возьмут, вон с какими сытыми рожами все сидят. Всю вчерашнюю еду завтра с собой забирай. Чем захочешь собаку попотчуешь, что не понравится – выбросишь.

– Ты харчами-то особенно не разбрасывайся, сейчас с деньгами немного поправишься, – посулил Богуслав женщине.

Тут вернулся Пламен.

– Где тебя носит? – неласково встретила его сестрица. – Грязную посуду хотя бы со столов пособирал!

– Я в конюшню бегал, лошадям русских к тому овсу, что ты им дала, еще ячменя досыпал. А посуду я сейчас махом соберу, да заодно и вымою!

Глаза Ванчи раскрылись до мыслимых пределов.

– Это ты шутишь так?

– Какие уж тут шутки! Мне это только в радость!

Старшая сестра ухватилась для верности за край стола и не сводила глаз с ленивого доселе брата. Таких речей она не слыхала от него сроду!

И тут на посетителей напал внушенный жор.

– Эй, хозяйка! Неси еду, какая осталась! Жрать охота, мочи нет! И винишка побольше, чтобы горло промочить! Да не тяни!

Ванча с Пламеном дружно вскочили на ноги, и на пару метнулись на кухню. Назад, с подносами полными тарелок и бутылок, уже стал бегать только половой, а повариха, видать, едва успевала накладывать. Все это делалось быстро, очень быстро.

Клиенты накидывались на кушанья, как оголодавшие зимой волки. Стояло чавканье, чмоканье, были слышны отдельные проявления эмоций.

– Господи, как же вкусно! В жизни так хорошо не едал! У-у-у, какие кокорешки! Моя баба так не умеет…

Мы уже вроде и напились, и наелись – пора бы и на боковую, но Пламен с Ванчей все усиленно обихаживали гостей, и рассчитаться было просто не с кем. Да и комнаты на постоялом дворе нам еще не были выделены. Хошь не хошь, а с полчасика еще придется здесь поторчать.

Я утомленно вздохнул, и тут меня осенила свежая идея.

– А схожу-ка я с филином потолкую. Надо ж все-таки узнать, чего этот вампир на меня взъелся. Вряд ли уж он невесть откуда из-за моей особо вкусной крови приперся. Может и удастся от него как-нибудь попроще избавиться, о чем-то договориться, не убивая. Пусть вон его местные ловят и изводят как хотят.

– Это вряд ли. Не припомню я, чтобы кто-то с кровососами столковался. Но все-таки пошли – вдруг чего