Они знали здесь каждую дорожку, и запах реки тоже был знаком им обоим, как и запах влажной травы в овраге.

— Не хватало только на гадюку наступить…

Вика сердито сопела, изо всех сил охаживая траву хворостиной, и Назаров тоже не отставал. Он радовался, что ему пришло в голову пойти на реку, радовался, что Вика сердится на невидимых в темноте и траве гадюк. Пусть сердится, пусть говорит колкости, лишь бы не молчала, безучастно глядя в никуда глазами, словно присыпанными пылью.

— Ага, дураки они — нам под ноги лезть. — Назаров тоже ударил по траве своей хворостиной и подал Вике руку, помогая сойти по склону, спуститься к берегу. — Луна какая, Вик…

Они молча разделись и вошли в воду.

Здесь никого не было, потому что в заводь эту можно было спуститься только через овраг, а там водились гадюки. Но они с Викой знали, как отпугнуть мерзких тварей, не впервые купались среди ночи, это было их общее приключение, еще Алена иногда бывала с ними, но чаще всего они приходили сюда вдвоем, и было в этом что-то волнующее. И Назаров знал, что Вика тоже помнит.

Вика нырнула и поплыла, и он поплыл за ней. Вода смывала пот и усталость, и ощущение было такое, как в детстве. Словно и не стояли между ними годы жизни, прожитой совершенно врозь.

— Теперь нужно пойти за мылом и шампунем.

— Так я пакет взял с собой, Вик. — Назаров поднял вымокший пакет и достал флакон простенького шампуня. — Держи.

— Тебе цены нет, Жека.

Вика вспенила шампунь, и запах речной воды смешался с искусственным запахом ромашки. Назаров забрал у нее флакон и тоже намылил волосы.

— Вода как парное молоко.

И эта фраза была из той, прежней жизни, и они оба это знали.

— Дай-ка мочалку. — Вика намылила мочалку, и мыло оказалось земляничным, как она всегда любила.

— Жень, тебе спину потереть?

— Да уж потри, будь добра.

Это у Вики руки доставали куда угодно, такая она гибкая, а Назаров даже в детстве не мог сомкнуть свои длинные руки в замок за спиной, что значительно сужало ему поле для маневра при купании. И теперь, когда Вика энергично терла ему спину, он ощущал небывалое блаженство.

— Тебе потереть?

— Не надо, я же достаю.

Они окунулись разом, смывая пену, и Назаров побрел к берегу, чтоб оставить пакет. Луна светила на весь мир, с берега в воду жирно плюхнулись лягушки, и Назаров, бросив пакет с банными принадлежностями на песок, вернулся в воду, где плавала Вика.

Ее лицо в свете луны, и голые плечи, и грудь, приподнятая купальником, теперь оказались существенным обстоятельством. И огромные в пол-лица глаза, и приоткрытые губы… И Назаров вдруг прижал Вику к себе, понимая, что сейчас не время, и вообще все это ошибка, и неправильно, и сопротивляться нужно обязательно, да только луна, будь она неладна, и вода, которая сейчас, похоже, закипела…

А потом они молча плыли в сторону небольшой песчаной отмели, их внутренние компасы безошибочно находили все, что они хотели найти, и годы не изменили этого, и хотя они поменялись — река была прежняя. И зря говорят, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку, потому что это они были другими, а река осталась, какая и была, и влажный песок на отмели все тот же.

— Луна сегодня и вправду невероятная.

Вика вытянула ноги, зарывшись ступнями в мокрый песок, и Назаров смотрел на ее ноги и думал о том, что между ними случилось, и не знал, что теперь. Но точно знал: отпустить Вику он уже не сможет.

А в его доме горят свечи, и тело бабушки Варвары лежит в гробу, но то, что бабушки там нет, он знает совершенно точно. И если только правы граждане, утверждающие, что душа умершего какое-то время остается на земле, наблюдая за живущими, то бабушка сейчас рядом с ними, и это ужасно неудобно получается.

— Как ты думаешь, она сейчас видит нас?

Назаров пожал плечами. То, что Вика думает о том же, что и он, кажется ему чем-то обычным, но говорить об этом он не знает как.

— Если видит, то это же просто палево какое-то. — Назаров прислушался к лягушачьему хору. — Но в любом случае теперь все по-другому.

По-другому, потому что не стало бабушки, и потому, что они уже взрослые и могут заниматься тем, чем захотят, и потому, что их внезапно случившаяся близость оказалась для Назарова решающей в вопросе насчет дальнейшей жизни, и вообще все теперь по-другому. И для Вики тоже — для нее уже давно все по-другому.

— Завтра твои приедут на похороны.

— Ну да. — Назаров вздохнул. — Она мне дом оставила, так что без скандала не обойдется.

— Так это ты потому мне сегодня сундук отдал?

— Ага. — Назаров не удержался и провел пальцем по плечу Вики. — Чтоб лишних разговоров завтра не было. Не хватало еще тебя в наши семейные дрязги вмешивать.

— Тогда ясно. — Вика соскользнула с отмели в воду. — Поплыли обратно, что ли?

Он молча поплыл за ней, и на берегу они оделись в сухую чистую одежду.

— Шмотки бросай в пакет, я завтра буду стирать, и это постираю. — Вика подобрала с песка антизмеиную хворостину. — Потопали, чего зря стоять?

И Назаров покорно поплелся за ней, думая о том, как же ей сказать, что с этого момента он присвоил ее навсегда и больше не намерен отпускать. И как самому себе это объяснить.

— Ты, наверное, думаешь, что теперь обязан сделать из меня честную женщину? — Вика взобралась на склон оврага и повернулась к нему, и ее лицо в свете луны казалось совершенным. — Так вот не парься на этот счет, Жека, проехали.

Назаров вдруг рассердился. Не то чтоб он не ждал от Вики чего-то такого — это же была та, прежняя Вика, но сама постановка вопроса разозлила его. Словно он нашкодивший мальчишка, не способный ни совершать осмысленных поступков, ни осознавать их последствий, ни нести ответственность за них.

— Ну нет! — Назаров не намерен был уступать, и это странным образом оказался тот же разговор, что и пятнадцать лет назад, но теперь они уже не дети. Уж он — точно. — На этот раз у тебя этот трюк не выйдет, Виктория, даже не начинай. Тогда у тебя получилось оттолкнуть меня, но сейчас другое дело, и если ты решила, что можешь снова сделать это со мной, то ты сошла с ума.

— Что?!

— Ничего! — Назаров подтолкнул Вику к тропинке. — Топай, выяснять отношения здесь я не стану, вот как хочешь.

— А где станешь?

— Найду где.

На Назарова вмиг навалилась усталость, и он молча шел за Викой по тропе. За деревьями уже появился свет от фонаря, который Вика оставила гореть перед своим домом.

— Тебе домой надо, Жень. — Вика открыла дверь и вошла на веранду. — Там, наверное, уже народ расходится, а покойник один в доме быть не должен.

— Ты со мной?