– Да, думаю, думаю, всему составу группы в кишлаке точно делать нечего, – горячо зашептал Банников и еще более настойчиво потребовал: – действуем, Константинович, действуем. Еще немного – ветер стихнет, и мы будем тут как на ладони.

Немирович согласно кивнул:

– Хорошо, – достал из кармашка разгрузки внутригрупповую радиостанцию, передумав, убрал обратно, повернулся к сидевшему неподалеку Ткаченко, постучал двумя пальцами по погону, вызывая тем самым командира группы. Боец кивнул и повторил жест капитана, передавая команду дальше по растянувшейся вдаль людской цепочке.

Командир группы появился почти сразу, будто только и ждал, когда его позовут.

– Валентин, занимай круговую, – Немирович машинально очертил рукой круг. – Мы с Петровичем и головняком в кишлак.

– А я? Почему не я? – запротестовал против такого решения Иванов. – Я тоже хочу.

– Ты с личным составом, – жестко отрезал Немирович. – Если что-то у нас случится, поможешь. Нет, значит, ничего интересного и не будет. – И показывая, что разговор окончен, повернулся к Банникову: – Петрович, бери людей, двигаем.

Прапорщик кивнул и тихонько окликнул ближайшего из бойцов головной тройки:

– Чьи, – на пальцах показал «Тройка. За мной» и махнул рукой «пошли». После чего снял автомат с предохранителя и, держа оружие на изготовку, поспешил вперед. Те десятки метров, что оставались до ближайшего дувала, он преодолел в считаные секунды. Первой его мыслю было: перебраться через глиняный забор, подставляя друг другу спины, но он тут же отверг данное решение. Если дела пойдут не так гладко, как хотелось, и завяжется перестрелка, покинуть кишлак подобным же образом будет чрезвычайно трудно, если не невозможно. Поэтому прапорщик повернул вправо и пошел вдоль стены, в надежде отыскать в ней проход. Повезло, идти долго не пришлось, вход оказался буквально в десяти шагах. Завернув за угол, Банников сверился со сканером и решительно направился к дому, на который указывала высвечивающаяся на приборе стрелка.

Дальше все пошло по много раз отработанной схеме. Ворвавшись в помещение, Петрович сбил с ног вставшего ему навстречу мужчину и перепугал юркнувшую в смежную комнату женщину. До того прикрывавший прапорщика со спины Немирович метнулся за ней следом. Раздался тоскливый, тут же оборвавшийся вой-вскрик. Пожилой афганец, сбитый Петровичем с ног, попытался подняться, но новый толчок поверг его обратно на пол. Тяжело отдуваясь, из соседнего помещения появился Немирович, тащивший пытавшуюся спрятаться там женщину. Его автомат был заброшен за спину. Правой рукой капитан закрывал женщине рот, а левой, приподняв, прижимал женщину к себе. Она вырывалась и все пыталась лягнуть его пятками.

В комнату ввалились еще двое – Седых и Абрамов.

– Роман, осмотреть все! Быстро! – скомандовал Немирович Абрамову и сразу же переключился на Седых: – Гриша, веревку. Вяжи эту дуру, – он указал на женщину, – она мне всю ладонь искусала. Кляп ей, суке, – и видя, что боец замешкался: – ИПП (индивидуальный перевязочный пакет) в рот ей засунь, и нормально.

Седых прошел вперед и принялся суетливо связывать руки и ноги уже покорно молчавшей и даже не плачущей женщины. Все это время Маулан Сами-уль-Хак лежал на полу, не предпринимая никаких действий, и только выпученными от изумления глазами пялясь на вторгшихся в его дом незнакомцев, огромные очки которых придавали им вид инопланетных пришельцев. Вернулся обошедший все комнаты Абрамов.

– Чисто, только это, – доложился он, протягивая Банникову старый АКМС и гораздо более новую – американскую разгрузку. Петрович присвистнул от удивления, но ничего говорить не стал.

– А с этим что? – закончив вязать женщину, спросил Седых и недвусмысленно провел ладонью по горлу.

– Придурок, – бросил Петрович, – связывай давай. – И задумчиво глядя по сторонам, вздохнул: – Вот незадача, куда он, сукин сын, блоки управления спрятал? Что теперь здесь все кверху тормашками переворачивать?

Вопрос повис в воздухе.

– Подставляй руки, вязать буду, – потребовал Седых, покачивая веревкой перед лицом лежащего афганца. Тот вытаращился на снайпера, сглотнул подступивший к горлу комок, при этом его острый кадык резко дернулся и, приподнявшись на локте, подал вдруг голос:

– Шурави? – спросил он, выдавливая из себя, казалось бы, давно забытое и не нужное слово.

– Шурави? – бросив взгляд на Банникова, переспросил Григорий, услышавший незнакомое слово. – Это что значит?

Петрович усмехнулся и пояснил:

– Советский, русский, мы, значит. Помнит еще гад. Душман поди.

А афганец, пользуясь тем, что его больше не трогали, приподнялся и сел.

– Ноу… – произнес он, но тут же спохватился: – нэт, нэт, душман нэт. Американ у-уу-у плех, плехо. Шурави хоб, шурави ха-ра-шо, шурави звездато. – Он говорил, пытаясь высказать все задержавшиеся в его памяти русские слова, возможно, тем самым рассчитывая на хоть какое-то снисхождение.

– Стоп, стопе! – Немирович, пытаясь остановить изливавшийся из афганца поток красноречия, вытянул вперед руку с изогнутой под углом девяносто градусов ладонью и замахал ею перед лицом плененного. – Ответь, куда дел электронику с ракеты, – говоря, капитан начал обрисовывать контуры «Стилета» – получалось не очень, «чертеж» в его исполнении больше походил на женскую фигуру, но тем не менее афганец интенсивно закивал головой.

– Тут, – произнес он, указывая тонкими костлявыми пальцами на лежавший на полу ковер.

– Под ковром? – уточнил Немирович, и Сами-уль-Хак интенсивно закивал головой. Капитан одобрительно цокнул языком, шагнул в сторону, откинул ковер, завернул оказавшуюся под ним циновку и увидел деревянный прямоугольник – крышку, закрывавшую примитивный тайник. Приподняв ее, Немирович сразу же увидел искомое – электронное оборудование ракеты лежало сверху. Протянув руку, капитан вытащил его и положил на пол. Взгляд невольно задержался на остальном содержимом тайника – а там было на что взглянуть, – кроме золотых украшений, завернутых в прозрачную пленку, в потайном месте находились тугие пачки банкнот сразу нескольких стран мира. Взгляд Немировича остановился на уложенных отдельной стопкой пачках долларов и евро. На краткий миг ему захотелось взять их себе, но тут же, устыдившись подобной мысли, Немирович закрыл крышку, опустил циновку и вернул на место ковер.

– Почему так медленно? Что вошкаешься? – злясь на самого себя за свою секундную слабость, капитан рявкнул на копавшегося с веревкой снайпера.

– Да все уже почти, – отозвался Седых, – крайний узелок, и готово.

Немирович страдальчески вздохнул и, переведя взгляд на Банникова, показал на лежавшие на полу блоки управления ракетой.

– Петрович, это саперам, в рюкзак.

Банников кивнул и обратился к сторожившему у входа Абрамову:

– Роман, слышал?

– Да, – не скрывая своего неудовольствия, ответил тот.