в кабинет вошел член Военного Совета Хрущев, зазвонил телефон правительственной ВЧ связи, как будто ждал его прихода. Хрущев остановился у порога, предоставив командующему ответить на звонок, и в глазах его была надежда – авось, пронесет!

Еременко поднял трубку, встал, услышав голос И. В. Сталина и, отвечая на вопрос в глазах Хрущева, кивнул утвердительно. Сталин коротко поздоровался и прервал доклад генерала вопросом:

– Вы были в 62 армии, в Сталинграде?

– Никак нет, товарищ Сталин! – Еременко смотрел, как засуетился Хрущев, доставая какие-то бумаги из папки, и сказал с заминкой:

– Пока нет возможности, товарищ Сталин!

– Обязательно побывайте, изучите обстановку на месте, товарищ Еременко. Где Хрущев?

Особенностью ВЧ-связи был сильный звук, и все слышавший Никита Сергеевич, при этих словах оглянулся непроизвольно на дверь, подбежал, мелко семеня и, взяв трубку из рук генерала, вытянулся по стойке смирно, насколько это было возможно при его оплывшей фигуре. Еременко, невольно отметив во взгляде Хрущева некую затравленность, какая бывает у загнанного в угол зверька, отошел от стола, но все-таки слышал весь дальнейший разговор.

– Слушаю, товарищ Сталин! – лицо Хрущева расплылось в подобострастной улыбке, как будто он был уверен, что Верховный видит его в этот момент. Он бодро начал было доклад:

– Обстановка на Сталинградском фронте…, – но Сталин прервал его и спросил жестко:

– Почему плохо снабжаете Северную группу полковника Горохова?

– Товарищ Сталин! – Хрущев растерялся, не зная, что ответить, потом выдавил, оглядываясь на Еременко – слышит ли? – продовольствие сегодня же отправим! Но людей нет, все резервы выбрали!

– Северная группа войск задыхается без должного снабжения! Трубка замолчала, и командующий фронтом видел, как по спине Хрущева, по ткани пиджака расползается темное пятно пота.

– Ты коммунист! – сказал Сталин, и Еременко похолодел от стали в голосе вождя. – Ты коммунист! – повторил Верховный после паузы. – Найди, где хочешь!

Никита попятился и, нашарив сзади рукой спинку стула, упал на него, но тут же вскочил на ослабевшие ноги, услышав в трубке потрескивание.

– Ты нам еще за сына не ответил! – сказал Сталин и связь прервалась.

Хрущев протянул трубку генералу, хотя сам стоял у аппарата, и Еременко поразился его взгляду, столько в нем было ненависти. Был слух, что сын Хрущева перелетел на своем самолете к немцам и теперь сотрудничает с ними. Никита вытер лысину, выжал пропитанный потом платок себе под ноги и забегал по кабинету, бормоча трясущимися губами:

– Где взять? Где же взять людей, а?

– Да успокойся ты, Никита! – Еременко старался не смотреть на Хрущева, чтобы не видеть его истекающую потом лысину, трясущиеся руки и панический ужас в глазах. – Ты иди, я сам проведу совещание. Придумаем что-нибудь!

– Что придумаем? Сейчас надо думать!

– Есть одна мысль! – сказал командующий фронтом и Никита остановился, в глазах его загорелась надежда, и он подбежал к Еременко.

– Надо звонить соседям, в обкомы. – командующий имел ввиду обкомы партии соседних областей. – Пусть помогут! Хрущев махнул безнадежно рукой, – Уже помогали! Ничего не дадут!

– Знаю! – сказал Еременко. – Партийный резерв.

Никита смотрел непонимающе.

– Пусть мобилизуют коммунистов и комсомольцев в райкомах, горкомах! И еще. Пусть снимут бронь на заводах! Добровольцев будет много!

– Все! Так и сделаем! – появилась надежда, и Никита оживился, лысина высохла и щеки зарумянились. – Проводи совещание без меня! А я пойду звонить!

* * *

Поздним вечером, когда отгремела последняя атака, и начштаба подполковник Черноус готовил сводку за истекший день, изучая донесения командиров подразделений, узел связи Северной группы получил ответ на отправленную утром радиограмму.

Радиограмма в штаб 124-й дивизии: “ГОРОХОВУ По приказу Ставки вашим обеспечением занимаюсь лично. ХРУЩЕВ.”

После короткого совещания штаб Северной группы принял решение ознакомить с содержанием радиограммы весь личный состав боевого участка, и комиссар Липкинд, прихватив с собой капитана Студеникина и старшего лейтенанта Чупрова, отправился на передовую.

Глава 15

В тот вечер Нина Гордеева решила развеяться, и пошла с Ольгой, когда та собралась к разведчикам.

– С утра до ночи кровь да кровь, бинты да шприцы, надо же мне отвлечься! Воздухом подышать! – сказала она подруге и, когда они шли вдоль обрыва, Нина все никак не могла надышаться свежим, без запаха крови, волжским воздухом. Ночь была безлунной, и тишина кругом была удивительная, даже в центре Сталинграда, где бои не прекращались и ночью, установилось на короткое время затишье.

– Что-то ты, подруга, не вылезаешь от разведчиков, а? – Нина обняла Ольгу за плечи. – И в санчасти редко появляешься? Признавайся!

– Так ведь мое место там, я же радистка, я к разведгруппе приписана.

– Кого ты обмануть хочешь! Ладно, он человек надежный, только суровый уж очень, твой старшина!

– Так ведь война! Ты вот тоже суровая с ранеными. И с чего ты взяла, что он мой? Я вообще не думаю о нем! Он же старый, да и женатый, наверное!

– С ранеными я не суровая, я строгая! С ними нельзя по-другому, а не то разнюнькаются, возись потом с ними. А старшина твой не старый, для тебя в самый раз. И не женатый. Был женат, да она развелась с ним, как только война началась.

– Откуда ты знаешь? Он, что, сам тебе рассказал?

– Такой расскажет! Из такого клещами не вытянешь! А знаю я по профессии своей. Раненые под скальпелем всякое рассказывают, как на исповеди, и про себя и про других!

– Что ж она так, не могла до конца войны подождать? – удивилась Ольга.

– Это она тебе, дурочке, подарок сделала! Смотри, не проворонь свое счастье! Война когда еще кончится, неизвестно, а жить надо сейчас!

– Да ну тебя, – сказала Ольга смущенно, – и вообще, ему, наверное, другие девушки нравятся. Такие, как ты! Ты такая видная, и такая, – Ольга показала сжатый кулак, – с хар-р-рактером! А что я, я неприметная, все у меня самое обычное, и глаза и нос, и брови и все другое.

– Эх, подруга, ничего-то ты не понимаешь в мужской психологии. А ты… я тебе скажу. Запомни и вбей в свою головку! – Нина остановилась и положила руку на плечо подруги. – Мужики действуют в одиночку, а умная женщина, как целая дивизия. Дивизия особого назначения! Твои глаза – это дальнобойная артиллерия, а брови – штурмовая авиация!

– Ага, а нос? Куда денешь такой нос?

– А носик твой, это танковый батальон, но всем этим надо уметь пользоваться. Вводить в бой в нужное время и в соответствующей обстановке. Стратегия. Понимаешь?

– Не очень, – призналась Ольга. – А веснушки, они не очень заметные, но их-то куда я дену? Они не выводятся, хоть тресни вдребезги!

– Эх, дурочка, – тяжело вздохнула Нина, – веснушки – это твой медсанбат.