— Не томи, — пробурчал Вернер.

— Да нет, — обреченно улыбнулся Максимов. — Все нормально. «Гелендваген» принадлежит депутату облсовета, видному коммерсанту и кандидату на должность мэра Харитонову Геннадию Тимофеевичу…

— Это, конечно, прискорбно, — пожала плечами Екатерина. — Но что именно удивляет тебя, Костик? Ты верил в чистоту наших политиканов?

Пришлось рассказать историю про вчерашний день. Про обстоятельства убийства Берегового, предложение Квасова. Не носить же в себе эту гадость?

— Вдвойне прискорбно, — пожала плечами Екатерина. — Обычное мерзкое совпадение. А что именно тебя удивляет?

— Да жить он хочет, — проницательно заметил Вернер. — Устал уже удивляться.

— Я что-то не понимаю, — пробормотал вконец запутанный Олежка. — Почему Харитонов обтяпывал свои криминальные дела на официально зарегистрированном джипе?

— Очень просто, — объяснила Екатерина. — Он не знал, что в этот вечер ему придется обтяпывать криминальные дела. Домой приехал, ни о чем таком не помышлял.

— А кого же сбросили его подручные? — озадачился Вернер. — Любовника жены?

— Любопытная, между прочим, версия, — вскинул голову Максимов. — Почему бы некоему Гаджиеву не быть любовником жены Харитонова? Но нам пришить эту версию некуда. Эх… — досадливо щелкнул пальцами. — Не узнал я адрес Гаджиева. А теперь уж поздно. И в компьютерной книге такого не найдешь…Что происходило? О судьбе Димы Шабалина пока помолчим. Кого они схватили — люди Харитонова знают. О том, что мама обратилась в агентство «Профиль» — узнать еще проще. С кем был Дима в злополучную ночь — выяснить не проблема. Агентство «Профиль» интересуется Светланой Стрельченко. А последняя ведет себя очень странно. Позвольте, думают люди Харитонова — а если Светлана была с Димой, не могла ли она что-то увидеть? Машину, например?

— Делать-то нам чего? — уныло вопросил Олежка.

— Спасаться! — Максимов хлопнул кулаком по столу. — Люди Харитонова есть везде, и в полиции в первую очередь. Предлагаю отсидеться, а попутно собрать доказательства. Не должен убийца избираться в мэры и выражать интересы граждан, которых убивает. Я правильно понимаю?

— Старомодно, но правильно, — согласился Вернер.

— Тогда исчезаем, коллеги. — Максимов схватил трубку, ткнул шесть клавиш. — Агентство пассажирских перевозок?..

«А я?» — пискнула расстроенно девица, и Максимов некстати прозрел, что головную боль по имени Светлана никто не отменял. «Черт с тобой, — чертыхнулся сыщик. — Цепляйся за хлястик». Устраивать побоище в центре города, видимо, никому не хотелось. Грузовое такси подвалило к крыльцу, шестеро загрузились и в том же составе через три квартала рассыпались по городу. Тащить на себе «головную боль», да еще и без денег, хотелось меньше всего. Он должен попасть домой. На минуточку. А заодно поставить эксперимент — что такое шизофрения и с чем ее едят…

Молитвы не спасали от самого страшного. У родимого подъезда Максимова довольно неучтиво взяли за локоток:

— Гражданин Максимов?

Он обернулся, сделав изумленные глаза. Мелькнула испуганная соседка, выгуливающая племянника.

— Кто вам сказал?..

Первой мыслью было: не в деньгах счастье! Зачем полез в родную хату? Неужели не выкрутился бы? Две физиономии в полицейской форме — сморчок с кобурой и щекастый жир-трест с пудовыми кулаками. В отдалении еще один — с лицом почти человеческим, но больно уж ехидным. И пистолет у него наготове — вне кобуры. И погоны старлея солнышком заходящим отливают.

С такой ехидной шутки плохи — оприходует («нарушитель был задержан тремя выстрелами. В упор»).

— А кто нам сказал? — сморщил конопатый нос сморчок.

— Да он это, он, гусь репчатый, — пробасил шкаф. — Дуру гонит. — И сжал пальцами локоть, впившись глубоко в нерв. Рука онемела. Неужто настоящие менты? А почему бы нет? Настоящие убивать не будут. У них приказ — доставить куда надо, а там уж пускай «компетентные» лица разбираются. В этом плане, несомненно, повезло…

— По какому праву? — осведомился Максимов.

— По юридическому, — отрезал ехидный. — Ты арестован, гражданин. За двойное убийство. Не возражаешь?

— Права читать не будем, — хихикнул конопатый. — Перебьешься.

— Жирно будет, — уточнил шкаф. — Куда его, Лексеич? В карету? Или отпендюрим для затравки? Убийца как-никак, ур-род…

Ехидный задумался.

— В дом его, Баранов. Проверим хату — на предмет улик.

— Точно, — обрадовался конопатый. — Чайку попьем.

— Там и отпендюрим, — возликовал шкаф.

— А санкция прокурора у вас есть? — спросил Максимов.

Ехидный рассмеялся. И сразу сделался похожим на лисицу.

— Смешной какой… Давай, Баранов, кантуй другана. Пряжкин, остаться.

Конопатый обиженно засопел. Максимов не успел опротестовать — служивый потащил его к двери. Из подъезда как раз выходили Прокопенковы — Валя и… Валя — молодожены из одиннадцатой квартиры.

— Ой, — сказала Валя, делая коровьи глаза.

— Здравствуйте, — хрипнул Максимов. — Как дела молодые?

— Помаленьку, Константин Андреевич, — промямлил «just married», явно напуганный обилием мундиров.

— Проходите, граждане, проходите, — заволновался старшой. — Не мешайте работать.

Молодых как ветром сдуло. Такие они нынче — ветреные.

— Прямо, — бухнул Баранов, вталкивая сыщика в темный предбанник. Локоть не отпускал. Открыл вторую дверь и дал пинка. Максимов полетел как из орудия — к началу лестничного марша — к старинной батарее из «чугуния» и лампочке в тридцать ватт. Последняя не горела. Опять какая-то бабка из экономии отрубила. Ей-то без разницы, она и так слепая.

— Вверх, — бросил «поводырь». Он продолжал держаться слева — наступал на пятки и по-хамски давил на нерв. Урод проклятый…

Максимов нащупал ступень. Другую… Еще четыре метра, и прощай, страна свободия. Не отвяжутся. Это не бандиты, с которыми можно договориться.

— Батарея здесь, братуха… — просипел он. — Щас башкой как х…якнешься…

Свою башку Баранов подставлять не хотел. Монолит, а жалко. Лучше чужую. Он машинально, не сообразив (размер фуражки не показатель), сдвинулся вправо. Бог в помощь. Или сам справится?.. Максимов ударил локтем — с приличным оттягом. Что собрал, то и вложил — второй попытки не дадут. Локоть пробил живое.

— У-у-й-о-о… — сдавленно сообщил Баранов. Второй локоть почуял свободу — Максимов прыгнул на две ступени, схватился за перила и неправильным, но мощным йоко-тоби-гири пробил темень. Удар в грудину отбросил Баранова на ехидного.

— У-у-й-о-о… — повторил шкаф, покрывая старшого, как Чукотка Данию.

— Вперед, Баранов! — грозно взвизгнул ехидный. — Стоять, сука!