Так вот что означала улыбка Джулиана!

Самое странное, что, хотя вода поднималась все выше? Дженнине могла заставить себя поверить в это.

Джулиан хотел, чтобы она умерла? Это, конечно, неудивительно– он ведь злодей, не правда ли? Законченный злодей. И он был в ярости, когдауходил.

Но – чтобы она умерла?

Вода дошла ей до бедер и была холодна, до боли холодна.Зачем она сушила джинсы?

Не сознавая, как именно она туда попала, Дженни оказалась наколенях на одной из ступенек водопада, прижимая ладони к трещине, пытаясьзакрыть ее изнутри. Это не помогало. Она чувствовала, как вода потоком лилась втемноте. Руки окоченели.

Может быть, Джулиан хотел заставить ее покориться, запугатьдо такой степени, чтобы она молила его о помощи? Нет, в этом не было никакогосмысла. Джулиан знал, что она не будет просить пощады. Она не сдастся. Он понялэто, когда напустил на нее пчел во время первой игры. Дженни тогда готова былаумереть, но не уступить.

Но тогда он должен понимать, что и сейчас будет так же, ижелать, чтобы она умерла, на самом деле умерла!

Если только не…

Дженни не предполагала, что может испугаться больше, чем ужебыла напугана. Она ожидала, что наступит миг, когда ее мозг оцепенеет. Но хотятело закоченело, в голове вдруг возникла новая мысль, и ужас обуял ее.

А что, если Джулиан не знал? Если не он сделал это?

Джулиан удалился в ярости – и затем пришли ОНИ. А что, есливода – дело ИХ рук?

Она умрет прежде, чем он узнает.

Эта мысль застряла в ее голове со странной определенностью,Джулиан был в ссоре с Сумеречными людьми, это случилось, когда пятилетняя Дженниоткрыла дедушкин чулан. Сумеречные люди хотели убить ее. Но Джулиан был против.Он любил ее и хотел, чтобы она жила.

И она осталась жить, потому что ее дедушка пожертвовалсобой. Но сейчас…

«Сейчас, – подумала она, – они заканчивают своюработу. А Джулиан не знает».

Она вдруг осознала, что Джулиан, конечно, злодей, ноСумеречные люди еще хуже. Озлобленнее. В картонном доме Джулиан контролировалвсе – но сейчас она не в картонном доме, а в самом Сумеречном мире, хозяевакоторого – Сумеречные люди.

Вода уже доходила до шеи.

«Как холодно, – стучало в голове Дженни. – А что,если станет еще холоднее? Джулиан каким-то образом зажег факел с помощью руныКеназ. Тогда, может быть…»

Дженни так закоченела, что почти не понимала, ползла она илиплыла. С трудом нащупала верхнюю ступеньку и нашла камень, который попыталасьзасунуть в трещину. Она ничего не видела, но чувствовала стену, а руна, которуюона собиралась написать, была самой простой формы, какую только можно быловообразить. Просто линия сверху вниз. Руна силы первородного льда, Иза.

Дженни нацарапала ее над трещиной, в потоке воды. И сталаждать.

Она слишком замерзла, чтобы сразу сообразить, что этосработало, но затем нащупала на стене острые зубцы.

Льющаяся из трещины вода замерзла. Хотя Дженни все еще оставаласьв почти затопленной пещере, вода перестала подниматься.

«Я сделала это! Я остановила воду! Это лед, прекрасныйлед! – Она возбужденно втянула носом воздух, не боясь, чтозадохнется. – О боже, как хорошо дышать! Руна подействовала!»

Дженни не могла управлять Сумеречным миром сама, но руныработали на кого угодно.

Через несколько минут она поняла, что погибнет в любомслучае.

Не утонет – значит, замерзнет до смерти. Как холодно! Онапромерзла насквозь. Находиться здесь все равно что плыть в океане в такую женочь, когда затонул «Титаник». Она умрет от переохлаждения – потеряет сознаниеи утонет. И пойдет ко дну.

И ничего нельзя с этим поделать.

Дженни была уже слишком слаба, когда вспомнила о руне Кеназ.Если бы она смогла вспомнить ее… Если бы она смогла найти камень или пошевелитьпальцами…

Но камня не было, руки замерзли и не слушались, а мыслипутались, как будто она засыпала, Кеназ… Дженни пошевелила негнущимисяпальцами, но, конечно, никакого факела не появилось. Вода может превратиться влед, но огонь просто так не разгорится. Она не изменит правила по своейприхоти.

Несвязные обрывки мышей крутились в голове. Уже не такбольно. Не так сильно. И ничто не казалось срочным – все, что волновалонесколько минут назад? перестало быть важным.

Помощь. У нее было смутное ощущение, что она может позватьна помощь. Но ей казалось, что существует какая-то причина, чтобы не делатьэтого.

«Меня не услышат. Вот в чем дело. В этом? Он в любом случаеменя не услышит. Слишком далеко. Сейчас уже все равно. Ничто не имеет никакогозначения. Гебо, – успела подумать Дженни, как раз перед тем, каксоскользнула в воду. – Гебо, руна жертвоприношения».

«О, Том!»

Умирать не больно, но грустно. Больно думать о людях,которых она оставляла.

Она представляла себе родителей, думая о том, что онискажут, когда Ди и другие вернутся домой и все расскажут. Если Ди и другиевернутся домой и расскажут…

Ее мысли, беспорядочные и разрозненные, рассеивались, какпух одуванчика на ветру.

Мистер и миссис Паркер-Пирсон – родители Саммер – такстрадали, когда потеряли Саммер. Дженни не хотела даже думать о том, что ееродители будут так же страдать.

А Том… Что будет с Томом? Может, Джулиан отпустит его. Нетпричин держать его после смерти Дженни. Но это казалось невероятным. Джулиан –Сумеречный человек, а Сумеречные люди не способны на жалость.

Джулиан, должно быть, перенесет свой гнев на Тома.

«Пожалуйста, нет», – подумала Дженни… но это уже неимело значения. Даже ее грусть угасала сейчас – разбивалась и улетала прочь.Она умирала. И ничего не могла изменить.

Странно, однако, что мертвый человек может вдруг ощутитьболь – физическую боль. Жжение. Ледяная вода уже давно перестала причинятьстрадание, и она не чувствовала собственного тела. Запертая в абсолютнойтемноте и тишине, онемевшая, чтобы что-либо ощущать. Казалось, что у нее вообщенет тела. Она была лишь скоплением блуждающих мыслей.

Откуда взялось это жжение? Сначала оно показалось далеким илегко преодолимым. Но не прекращалось, наоборот, становилось сильнее. Дженнипочувствовала тепло: легкое, покалывающее тепло. И вместе с ним она снова сталаощущать свое тело.

Руки. Она чувствовала свои руки. И ноги – у нее были ноги. Унее было лицо, в которое вонзались тысячи крошечных жгучих иголочек. Она почувствовала.

«Открой глаза», – приказала она себе.